Напевая: «Стою я раз на стреме, держуся за карман, как вдруг ко мне подходит незнакомый мне граждан…», в конце бульвара Грек сел на автобус. Народу набилось много. Автобус тронулся, проехали пару остановок, когда на передней площадке раздался громогласный женский вопль:

— Мужчина, эта женская тварь у вас кошелек вытащила. Глядите на нее. Стоит, зенки пучит, разодетая как принцесса, и не подумаешь! Воровка низкая!

Мужик судорожно шарил по карманам, ища кошелек.

Видя такое дело, и приговаривая: «Граждане, пропустите, сейчас выхожу» Эдик стал расталкивать пассажиров, пробираясь к передней площадке.

Когда добрался, дернул «принцессу» за локоть. Она обернулась, совсем юная, глянула затравлено, спалилась босота.

— Не кипешуй, свои, — шепнул он ей. — Скидывай лопатник и дергай сестренка, я их задержу.

Ни слова не говоря, девчонка уронила кошелек. А уже через секунду мужик ухватил её за руку:

— Где кошелек, шалашовка?

— Вы что, гражданин себе позволяете? Не брала я у вас никаких кошельков. Что за хамство?! Руки от меня уберите!

— Вот сейчас будет остановка, там отделение, пойдем в милицию, — гундел мужик, остальная публика ему поддакивала.

Пока шла перебранка, Эдик успел разглядеть девчонку. Лет шестнадцать. На ней было белое платье с глубоким декольте, лицо грубовато-красивое, пышные черные волосы, губы густо накрашены темно-красной помадой, на шее несколько рядов бус, в ушах массивные кольца. Подъезжая к остановке, он шепнул ей в ухо:

— Сейчас ссыпайся, я тормозну кодлу.

Как только автобус подъехал к остановке и открылась дверь, Эдик засветил терпиле прямым правым, тот упал куда-то назад. Все вокруг заорали.

Девчонка выпрыгнула из автобуса, скинула туфли и побежала босиком. Эдик же ухватился обеими руками за поручни на выходе из автобуса и сдерживал галдящую напирающую толпу, повторяя:

— Ну, куда, граждане, какого черта прете? Все успеете, я тоже сейчас слажу.

Его пихали и толкали, одна тетка своим острым кулачком больно ткнула под ребра. Пришлось пнуть ее ногой. Подействовало. Больше свой паскудный кулачишко она не совала.

Тут Эдик прикинул хрен к носу — пора линять. Спрыгнул на тротуар и дернул в другую сторону. Из автобуса вывалило человек двадцать с криком: «Держи ворюгу!» Их призыву вняли двое патрульных ментов, отделение было рядом, и ломанулись следом за Греком. А он бежал и думал: «Хер вам, чего-чего, а бегать я умею. Забеги от мусоров на дистанцию, это, граждане, мой коронный номер».

Бежал Грек наверх, заскочил в один двор, другой, третий, и окончательно оторвался от преследователей. Сел отдышаться, потом не спеша спустился вниз.

По пути попалась кебабная. Эдик почувствовал, что адски хочет жрать. Молодой организм требовал подпитки. Зашел, огляделся, понравилось. Культурно — на окнах цветы, на столах скатерти, всевозможные приправы.

Он заказал кебаб, в буфете взял графинчик вина. Обратил внимание на буфетчицу: веселая красивая женщина лет тридцати пяти, чернобровая, аж с двумя рядами золотых зубов. Услышал, как ее называли Гулиа-ханум. Когда расплачивался, она хотела дать сдачу, но Грек вальяжно отстранил ее руку, сказал:

— Не надо, Гуля, это тебе за твою драгоценную улыбку.

Она засмеялась, что-то по-азербайджански сказала женщинам, которые готовили кебабы, а потом ему:

— Садитесь, пожалуйста, незнакомец-джан. Сейчас вас очень быстро обслужат.

Грек сел, и от нечего делать, стал наблюдать за публикой. Здесь были рыбаки в брезентовых куртках и высоких яловых сапогах, гуляла городская шпана, но большинство посетителей были люди деловые — сидели и о чем-то тарахтели между собой.

Едва принесли горячие кебабы, и Эдик приступил к трапезе, в заведение ввалила компашка молодых парней-азербайджанцев, четыре человека, и с ними пара крупных разбитных девах с большими сиськами и широкой кормой. Зашли они с шумом, устроились сбоку от Грека возле стены, составив два столика вместе. Выпивали, шумно базарили, смеялись.

Эдик кушал кебаб, попивал винишко и вспоминал незадачливую воровайку. Поймал себя на мысли, что очень хочет увидеть её вновь. В этот момент почувствовал на себе настойчивый взгляд. Повернул голову, в его сторону, смотрела одна из девиц со стаканом вина в руке. Их взгляды встретились.

Он отвернулся, а шалава со стаканом вина, уже изрядно пьяненькая, поднялась, подошла к его столику и развязным голосом сообщила:

— Парниша, я хочу с тобой выпить, ты мне чем-то понравился.

Эдик сумрачно посмотрел на нее и ответил:

— Зато я не хочу с тобой пить. Иди с богом. С кем пришла, с теми и пей.

На что эта шмара, присев на край столика, сообщила:

— Они мне не нужны. Ты мне нужен, я хочу с тобой выпить и никуда не уйду.

Казалось бы, отчего не выпить, если женщина хочет, но Грек отлично понимал, что это лишь прелюдия к драке, стоит с ней выпить, как большого скандала не избежать. Такие уж своеобразные манеры и правила хорошего тона у этой публики. Пытаясь уйти от конфликта, он еще раз, как можно вежливее повторил: