– Боже, как же я хочу к вам, – хнычет Маша, умилённо рассматривая сынишку.

– Потерпи ещё немного, родная.

Доктор сказал, если последние анализы будут хорошими, то он переведёт Машу на дневной стационар. И теперь она считает дни и часы до момента, когда окажется дома.

А я… жажду этого и боюсь. Заигрались мы, похоже… Маша так счастлива, смотрит на меня влюблённо и преданно.

Она много раз повторила, что сбылась её многолетняя мечта о полной семье. И так трогательно благодарила меня за то, что я смог принять нашего ребёнка и побороть свои страхи.

Её небесные глаза наконец снова горят. И я не могу представить, как своими руками смогу потушить этот свет.

От этого душу всё сильнее разрывает изнутри противоречиями.

И всё чаще голову посещает мысль оставить всё как есть. Может, Маша навсегда забыла о той страшной странице нашей жизни, и всё будет хорошо?

Но я помню печальный итог прошлых попыток скрыть правду. Слишком многие были в курсе нашего разлада, и стервятники, хоть и затаились, но никуда не исчезли.

И после долгих внутренних метаний я каждый раз прихожу к выводу, что признаться придётся. Не хочу я трястись постоянно, что правда откроется каким-нибудь очередным ублюдским способом.

Камень этого решения с каждым днём становится всё более тяжёлым.

Но ещё несколько счастливых дней и ночей я решил выпросить у судьбы.

Надеюсь, этот глоток счастья даст нам обоим сил пережить предстоящую бурю.

– Ой, Свят, подними Богдашеньку повыше, чтобы он не захлебнулся, – беспокоится наша мамочка. – А столбиком ты его потом держишь?

– А как же, и столбиком мы любим ходить больше всего. Просто лежать в кроватке мы вообще не желаем. А ещё мы предпочитаем спать днём, а ночью орать, да, сына?

Малой забавно крякает, как будто подтверждая мои слова. Смеёмся. И так тепло на сердце.

– Так что подумай, Марусь, точно ли ты хочешь домой.

– Больше всего на свете, – убеждает Манюня. – Я готова не спать всю ночь, лишь бы рядом с вами.

– Посмотрим, как ты запоёшь через несколько дней.

– Все через это проходят, и мы справимся, – улыбается Маша. – Мы же вместе, а значит, всё выдержим, – убеждает воодушевлённо.

– Да, малышка, вместе, – вздыхаю.

Чувствую в груди укол сожаления, понимая, что вот это ценное “вместе” мы можем легко потерять.

– А мама уже уехала? – переводит тему Маша.

– Да. Я её на такси отправил на поезд.

У Клавдии Степановны серьёзно заболел свёкор, дедушка Маши. Его разбил инсульт, и тёща была вынуждена вернуться, чтобы ухаживать за стариком.

Конечно, она не хотела уезжать, да и нам с Богдашей её помощь была просто необходима. Но теперь, когда я уже освоил все азы ухода за ребёнком, мы смогли её отпустить.

Я этому даже рад, потому что тёща откровенно напрягала меня во многих моментах. Чего стоило только одно её желание пеленать сына, как полено. Но тут в войну вступила Маша, которая тоже считала, что это пережитки прошлого, и ребёнку будет комфортнее в ползунках.

Но многим важным вещам Клавдия Степановна меня научила. Как купать малыша, как менять подгузники, разводить смесь и многое-многое другое, о чём я раньше, естественно, даже не подозревал.

За это ей огромное спасибо, потому что первое время я даже прикоснуться боялся к этому хрупкому созданию. Таким сынок казался мне крохотным и беспомощным.

Но постепенно я набрался уверенности в обращении с малышом, и теперь спокойно могу его и покормить, и искупать, и переодеть. Маша смеётся, когда смотрит на нас, и подкалывает меня, говоря, что когда она вернётся, то в роли беспокойной мамочки буду выступать именно я.

Пусть так и будет, лишь бы ты была рядом, хочется ответить мне, но я только улыбаюсь в ответ.

Наевшись, наш сынок засыпает, а мы с Машей продолжаем болтать о разном.

И это тоже ценно. Ловлю себя на мысли, что последние полгода мы вообще практически не разговаривали. Я всё чаще закрывался в кабинете или просто молчал, варясь в своих страхах и сомнениях, да и Маша не слишком охотно шла на контакт, видимо, чувствуя отчуждение между нами.

– Знаешь, Свят, – становится вдруг напряжённо серьёзной она. – Я забыла маме сказать кое-что важное.

– Что такое?

– Врач говорил, что на операционном столе я пережила клиническую смерть.

– Да, – болезненно екает в груди от этих воспоминаний. – К чему ты заговорила об этом?

– Я виделась ТАМ кое с кем, – поднимает глаза к небу.

Сердце сжимается сильнее и начинает тревожно барабанить от таких разговоров. Жду продолжения с мрачным лицом.

– Я видела там бабушку. Мамину маму. Она умерла давно. И мы сидели с ней на лавочке возле их старого дома, который уже снесли давно, на самом деле. Бабушка просила передать маме, чтобы она срубила берёзу, которая растёт рядом с бабушкиной могилкой. Я забыла сказать об этом, а сегодня бабушка приходила ко мне во сне и напомнила об этом.