Лена никогда не видела сокола прежде. Даже в Москве в зоопарке не доводилось. Но почему-то пришло стойкое ощущение, что это именно сокол взялся, откуда ни возьмись, и пролетал сейчас над озером, завораживая ее грациозностью своего полета. Ее тело начала колотить такая дрожь, что зуб на зуб едва попадал. Мышцы ноги так больно сводило, что хотелось кричать от этой боли. Или от другой, засевшей занозой засела где-то глубоко в сердце, и ее было не вытащить так просто сейчас. Лена не сумела удержать баланс и рухнула в воду. А когда снова сумела встать на ноги, и огляделась, то птицу над озером уже не увидела. Он не мог пролететь над водой так быстро — озеро было таким огромным, что Лена даже не видела боковых берегов со своего места сейчас. Но толком подумать об этом ей не дал голос Войтека, который окликнул ее в тревоге:

— Что ты, Лена? Зачем?!

Он сбежал прямо в ботинках в воду и, набросив на ее дрожащее тело свою куртку, легко поднял ее на руки и понес прочь из воды. По комплекции поляк был ниже и не так сложен, как Рихард — скорее сухощав и жилист, чем мускулист. Но все-таки он, пусть и с трудом, но донес Лену до самого дома, до заднего крыльца, где их встретила обеспокоенная Катя.

— На озере была. В воде, — тяжело дыша, произнес Войтек, опуская Лену на ноги. Катя тут же потащила ее в дом, чтобы переодеть в сухую одежду. Надо было поторопиться до прихода Биргит, чтобы избежать лишних расспросов и, возможно, наказания. Ни Катя, ни Войтек никогда прежде не заговаривали об этом происшествии, словно его и не было вовсе. Только один раз Лена сама стала расспрашивать о том утре, спустя пару недель. Улучив свободную минуту, Лена пришла к Войтеку в гараж, где тот ковырялся под капотом грузовика, и прямо задала вопрос:

— Что ты делал тогда у озера? Не говори, что гулял — было слишком рано для прогулок.

— А что делала там ты? — усмехнулся поляк в ответ, только на секунду поднимая взгляд от мотора. — Только не говори, что плавала — слишком холодно для этого.

Лена усмехнулась в ответ на иронию, прозвучавшую в голосе Войтека, но оставлять его в покое не спешила. Села на ящик неподалеку и наблюдала пристально за его работой, зная, что рано или поздно он обратит на нее внимание. Так и вышло. Спустя некоторое время поляк сдался, оторвался от ремонта и, вытирая руки тряпкой, подошел к Лене.

— Иоганн приказал следить за твоей комнатой, я и сидел в коридоре. Задремал только под утро, а очнулся — дверь в твою спальню открыта. Увидел только белый силуэт вдалеке в парке через окно, вот и побежал следом.

— Иоганн приказал? Почему? — удивилась Лена.

— Спроси у него. Немец и так сам не свой, что ты не разговариваешь с ним уже две недели. Глядишь, еще концы отдаст от волнений.

— Ты видел там птицу? На озере? — решилась задать Лена до сих пор волновавший ее вопрос. Но Войтек только посмотрел на нее удивленно и снова вернулся к ремонту автомобиля. И Лена задумалась снова, не привиделась ли птица тогда. Ей всегда говорили, что существует только материальное, и что верить можно только в то, чему есть неопровержимые доказательства. И это странное появление хищной птицы над озером…

Фалько…

— Почему вы спросили Войтеку следить за мной? — не стала в тот же вечер ходить вокруг да около Лена в разговоре с Иоганном. Тот, обрадованный, что она наконец-то заговорила с ним, помимо односложных ответов на его вопросы, не стал скрывать того, о чем Лена уже начинала догадываться.

— Это была мысль Фалько, не моя. Мне бы и в голову не пришло. Понимаешь, он был так потрясен одним случаем… Одна девочка, остарбайтер, кажется, работавшая на ферме у Шваббе, не выдержала тяжести труда и разлуки с домом. Она повесилась в амбаре. Ей было всего пятнадцать лет.

Наверное, потрясение, которое испытала Лена в тот момент, отразилось на ее лице, потому что Иоганн несмело потянулся в ее сторону, чтобы коснуться кончиков ее пальцев. Она кивнула в ответ, мол, она в порядке.

— Ритци каким-то образом оказался на ферме у Шваббе в тот день. Он и нашел… — Иоганн на мгновение умолк, словно и ему самому тяжело было говорить об этом. — Это было так ужасно, что он все никак не мог успокоиться, был так зол, когда вернулся… Я сразу понял, что это плохой знак. Недаром он получил в тот же вечер вызов из отпуска.

— Бедная девочка, — прошептала Лена. Она даже не знала имени несчастной, только сейчас пришло в голову. — Ее родным сообщили? Где ее похоронили?

— Я не знаю, Воробушек, — честно ответил Иоганн. — Рихард рассказал мне обо всем этом вкратце, торопился уезжать. Просил меня присмотреть за нашими русскими работницами. А еще просил не рассказывать тебе об этом. Поэтому я надеюсь, что это останется между нами, Воробушек. Другим девочкам тоже не стоит об этом знать, хорошо? Не будем их тревожить.

Нет уж, Лена не собиралась молчать о смерти той несчастной, которую девушкам довелось увидеть на ферме Шваббе этим летом. Это будет еще одним свидетельством жестокости и бессердечия немцев. Но говорить об этом с Рихардом ей точно не хотелось. Как и вспоминать, что он точно такой же немец, как и другие, которые окружали Лену сейчас.

— Я не скажу ему, — заверила она Иоганна. — Но в свою очередь я бы не хотела, чтобы Рихард знал о той слабости. Я сама не понимаю, что на меня тогда нашло.