Лена только головой покачала грустно, а потом коснулась губами его губ, чтобы стереть этим поцелуем горечь, неожиданно наполнившую ее в этот момент. Она бы с большим удовольствием увидела все это в сопровождении Рихарда, беззаветно влюбленного в свой родной край. Но это было совершенно невозможно. И оба понимали это.

Следующее утро началось непривычно. Не было Биргит. Еще вчера домоправительница, как обычно целый день провела в Розенбурге, следя за работой прислуги, а сегодня не появилась даже после завтрака, после которого Рихард уехал с девушками из замка на своем черном автомобиле. Это было совсем непохоже на любящую дисциплину и порядок немку, потому не могло не встревожить Айке, Урсулу и Лену. Пусть она не питала особой приязни к неприступной Биргит, но все же не желала ей зла.

Только около полудня в замок прибежал Руди, видимо, сразу после учебы — с книгами подмышкой, и передал записку для баронессы от Биргит. Лена нетерпеливо ждала, пока та прочитает короткое послание. Может, хоть что-то та скажет, и станет ясно, случилось ли что-то или нет. Но баронесса промолчала. Только жестом отпустила Лену из своих комнат, и ей пришлось уйти, пытаясь распознать по памяти, как приняла баронесса записку.

Все рассказал Руди, задержавшийся в кухне замка, чтобы съесть кусок яблочного пирога и выпить горячего молока. Оказалось, что его старшего брата избили прошлой ночью около одной пивной в городе, и сейчас тот в госпитале, а родители поехали к нему.

— Странно, — заметила Лена, когда насытившись, мальчик взял книги со стола, и, поблагодарив Айке и Лену, побежал через парк к себе домой. — Он не кажется огорченным, хотя с его братом случилось такое несчастье.

— Неудивительно, — пожала плечами Айке, месившая тесто для хлебов. У нее, тощей, как жерди, были такие сильные руки от многочисленной работы, что мускулы так и перекатывались под кожей при каждом движении. — Руди и Клаус никогда не были близки, слишком большая разница в возрасте и мыслях. Вот с Эльзой, покойной дочерью Биргит, Руди был дружен. А с Клаусом никогда. И Эльза, и Руди даже побаивались Клауса. Он не жестокий мальчик, нет. Но и добрым его назвать сложно. Любил постоянно задирать брата и сестру и дразнить их. И не только их. Ох, как гонял по окрестностям он со своим отрядом всяких «красных» когда-то! Он даже приписал себе лишний год, чтобы попасть в армию, вдохновленный Аншлюсом [40] . С 1938 года в армии. Польша, затем вот Советы, — Айке замолчала на некоторое время, а потом продолжила после паузы. — Странно, что такое приключилось с ним. Не в том смысле, что кто-то, скорее всего, не сумел стерпеть от Клауса его обычной задиристости. Просто всем в округе уже известно, какой он может быть. С ним редко кто связывается. Себе же дороже обойдется при его знакомствах-то тут. Может, кто из Эрфурта? Или в гости кто-то приехал на Рождество неместный? Давай, Лене, не стой без дела. Поставь тесто поближе к плите, чтобы дошло быстрее. А то замешкались мы с тобой с хлебом-то… к ужину бы поспеть!

В голове у Лены что-то мелькнуло при словах Айке о том, что едва ли кто из местных мог избить Клауса. И тут же вспомнилось, как Иоганн говорил о необычной торопливости Войтека, когда тот помогал немцу готовиться ко сну.

Поляк был на заднем дворе, у гаража. Что-то ковырял под капотом грузовика сосредоточенно. Лена некоторое время приглядывалась к нему, чтобы понять, участвовал он в драке в пивной или нет. На его лице не было ссадин, а костяшка сбита в кровь только одна, на правой руке, но это могла быть рана и из-за ремонта. Только при Лене Войтек пару раз защемил себе палец и грязно выругался в голос. И повторил ругательства, когда вздрогнул от неожиданности, едва услышал голос Лены.

— Зачем ты сделал это?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — произнес в ответ Войтек, вытирая тряпкой грязные руки. Несмотря на легкий холод, он был без куртки, в одной рубашке и жилете.

— О Клаусе. Зачем ты сделал это? Это ведь был ты. Я вижу это по твоим глазам, — настаивала Лена. Войтек не стал ничего говорить в ответ. Просто прислонился к грузовику и скрестил руки на груди, глядя на нее пристально. — Айке говорит, что у него есть влиятельные знакомые. Представляешь, чем это обернется?

Она видела, что он не понимает всю серьезность ситуации. Знал ли он о том, что Катя ранила Клауса? А если знал, то почему не подумал о том, чем это грозит для Катерины?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — повторил Войтек. — Немецкому ублюдку просто кто-то показал, что даже в своей норе он должен думать о том, что делает. Только и всего. К нам это не имеет ни малейшего отношения.

Спустя сутки, когда Клаус пришел в себя в больничной палате и заговорил, в Розенбург приехали сотрудники гестапо по работе с иностранцами. Так получилось, что именно Лена открыла им дверь, когда первой услышала звонок из холла. Потому не смогла сдержать эмоций, когда увидела черный кожаный плащ и пугающие знаки отличия. Скорее угадала в стоящем перед ней мужчине сотрудника гестапо, чем распознала по петлицам. Офицер, русоволосый и высокий, с бледным худым лицом, без какого-либо приветствия ткнул стеком в грудь Лены больно.

— Раз! Нарушение, остовка. Понимаешь меня? — Он пристально вгляделся в ее лицо, словно разыскивая что-то, а потом удовлетворенно кивнул. — Ты меня понимаешь. Пусть все иностранцы, работающие в этом доме, соберутся в… в… вот в этой комнате.

Офицер двинулся в сторону одной из гостиных через анфиладу комнат. Прошел по недавно натертому паркету, по ворсу дорогого ковра, оставляя следы. За ним двинулись остальные — трое рядовых в серо-синих шинелях. Также равнодушно, не глядя на Лену, словно ее не было вовсе.

«По сути так и есть, — подумала она в этот момент. — Кто обращает внимание на вещь?»

— Что он хочет? — прошептала на ухо Лене Урсула, неслышно подошедшая к ней со спины. — Делай все, как он хочет. Я его знаю. Уж лучше его не злить… Делай все, как он хочет, Лене…

Рауль Цоллер был убежденным нацистом.

В одиннадцать лет вместе со своим другом Клаусом он вступил в ряды гитлерюгенда, почти сразу же после основания организации. В тринадцать лет он дрался до крови и переломов с «красными», когда те попытались помешать раздаче листовок с призывом вступать в НСДАП. И Клаус — верный товарищ — бился вместе с ним, невзирая на преимущество юных коммунистов. Спустя шесть лет после того побоища Рауль разыскал всех «красных», кого прекрасно запомнил в тот день. Они затаились после арестов в 1933 году, когда коммунистическая партия прекратила свое существование, но их всех нашел, словно крыс в норах. Все до единого они получили по заслугам — кто-то умер в тюрьме от побоев, кто-то был застрелен при попытке к бегству во время ареста.