Шрифт:
Это случилось совсем не так, как она ожидала. Она десятки раз представляла мысленно, как он сделает ей предложение, но никогда бы не подумала, что это случится именно так. Наверное, поэтому совсем не была готова…
Рихард проснулся первым. Сидел на балконе и пил кофе, наслаждаясь невероятным видом на горы и реку Заале, который открывался со второго этажа дома. Она невольно залюбовалась им, задержавшись на пороге. Растрепанные светлые волосы, широкие плечи, крепкие руки, которые вчера делали такие вещи, что она краснела невольно, вспоминая.
— А ты, оказывается, соня, — произнес он насмешливо, когда Лена вышла к нему, завернувшись в одеяло. — Уже почти девять. Нужно поторопиться, чтобы выехать вовремя.
— Торопиться? До Розенбурга около двух часов езды, — поддразнила его Лена, вытягивая ногу и касаясь пальцами его руки, лежащей на подлокотнике кресла. — Иначе мы вернемся прямо при свете дня…
— Иди сюда, мое сердце, — протянул ей руку Рихард, и Лена вложила в нее свою ладонь. Он потянул ее к себе и усадил на колени, осторожно поправив одеяло, соскользнувшее с ее плеча. — Я бы предложил тебе кофе, но ты не особо жалуешь его.
— Мне кажется или все должно быть наоборот? — поддразнила его Лена. — Это я должна предлагать тебе кофе. Вдруг я привыкну?
— Я был бы только рад, если бы ты привыкла к такому, — сказал он без доли шутки в голосе и во взгляде. — И был бы безмерно счастлив, если я буду предлагать тебе каждое утро выпить со мной чашечку кофе. Каждое утро из числа тех, которое подарит мне судьба.
Лена тут же поняла, к чему он ведет сейчас. Странно, но прежнего страха не было. Только предвкушение чего-то невероятно волшебного. Словно это действительно могло быть правдой, и его предложение стало бы началом красивой сказки, от которой ей пока подарили только одно короткое мгновение в эти два дня.
— Я не умею говорить красивых речей, Ленхен, поэтому скажу все как есть, если позволишь. Я никогда не верил прежде, что может появиться такой человек, который заберет на себя все твои мысли, сны, желания. С которым у тебя на двоих будет не только счастье или горести, но и одна жизнь. Ты стала для меня таким человеком, когда появилась там, в парке буквально из ниоткуда. Мне это все было совсем не нужно. В такое время как сейчас это только лишнее. Потому что раньше умереть было намного легче. И я буду честен, я не хотел этого. И если бы был выбор, если бы мне сказали тогда, до приезда в Розенбург в прошлом году, что я встречу человека, который станет для меня важнее всего на свете, я бы отказался. И дело не в национальности или в социальном положении. Просто я не хотел всего этого. Но ты все изменила. Ты перевернула весь мой мир. И мне это даже нравится сейчас. Нравится сидеть с тобой здесь, касаться твоих волос, видеть твои глаза… Ты так много для меня значишь, Ленхен. Я даже не могу найти слов, чтобы выразить, насколько. Я вручаю тебе свою любовь и свою жизнь, мое сердце. Ты примешь их?
Это были слова, которые одновременно стали елеем для ее истерзанного сердца, и сотнями игл, вонзившихся в открытые раны. Как на такое можно сказать «нет»? Как можно отказаться от такого дара? И все-таки ей нужно было это сделать. Ради него в первую очередь.
— Я не понимаю, — притворилась она, надеясь, что Рихард подумает о сложностях перевода. И изо всех сил старалась не уронить ни слезы, которые наполнили ее глаза. — Что ты даешь мне?
— Эти месяцы в России показали мне, как сильно я хочу быть с тобой. И как тяжело мне быть вдали от тебя, оставляя тебя совершенно одну перед лицом стольких опасностей, — его голос дрогнул, когда он вспомнил о нападении на Лену. Рихард вдруг обхватил ее лицо ладонями, чтобы она смотрела прямо в его глаза и смогла прочитать все, что он не сумеет облечь в слова. — Я хочу быть твоей зашитой, Лена. Твоей опорой, твоей поддержкой. Я хочу быть не просто «кем-то», понимаешь? Я хочу быть с тобой всегда. Всю жизнь, если Господь позволит мне. Я хочу быть твоим мужем. Хочу, чтобы у нас был дом, где всегда будет светло и уютно. Хочу иметь двух детей с твоими большими глазами — мальчика и девочку.
— Рихард, это невозможно, — прошептала Лена, уже не скрывая своих слез. Они текли и текли по ее лицу. Падали каплями на кожу его ладоней.
— Нет! — сказал он настойчиво и твердо. — Я все продумал, мое сердце. Сегодня в полдень отец Леонард обвенчает нас без справки о подтверждении происхождения. А после церемонии мы уедем с тобой в Фрайбург, где нас будет ждать человек. Он перейдет с тобой границу, а в Базеле тебя встретит мой старый знакомый и поможет устроиться в Швейцарии. Пока граница еще открыта, пока еще можно уйти… А когда война закончится, я приеду за тобой в Швейцарию и заберу тебя. Уже как фрау фон Ренбек.
— В Розенбурге меня все равно будут знать как русскую, — возразила Лена, стараясь оставаться спокойной и не возразить яростно против его «когда война закончится», под которым он умело зашифровал победу Германии в этой затяжной и кровавой войне.
— Мы поселимся в Берлине! — отмел ее возражения Рихард тут же. — У нас есть вилла в Далеме. Тебе понравится она, мое сердце. Или останемся здесь, в Орт-ауф-Заале, если не захочешь жить в столице.
— А что скажет на это госпожа баронесса? Как она примет, что ее русская служанка вдруг превратилась в немецкую фрау?
Что-то вдруг мелькнуло в глазах Рихарда, и она поняла, что наступила на больное место. Он осторожно снял Лену со своих коленей и усадил на свое место в кресле, а сам закурил нервными дерганными движениями и отошел чуть подальше, чтобы не дымить на ее.
— Мама больна, — проговорил Рихард после некоторого молчания, когда Лена уже не ждала ответа на свой вопрос. Он стоял к ней спиной у балконной балюстрады, и она видела, как напряжены мышцы, выдавая терзающие его сейчас эмоции. — Ее тело пожирает рак вот уже почти три года. Это настоящее чудо, что она до сих пор жива. Неужели ты не замечала, какое количество веронала она принимает каждый день? Без него мама не смогла бы терпеть боль, которая, как я уверен, становится все сильнее с каждым днем. Ее можно было бы спасти. Хотя бы попробовать вырезать опухоль из ее тела. Но эта область еще не совсем изучена немецкими врачами, а единственный доктор, способный рискнуть… Он еврей. Он, твою мать, еврей!