Было жалко расставаться с шелковым платьем и жакетом, чтобы поменять его на платье с ненавистной отметиной. Лена аккуратно, стараясь не помять, сложила одежду и завернула в бумагу, а после Рихард убрал сверток в багажник.

— Это мой личный автомобиль, — сказал он, объясняя свой выбор места хранения. — Никто не заглядывает сюда. Никому и в голову не придет, что здесь что-то скрыто.

Документы на имя Хелены Хертц — кенкарта и райспасс [67] — тоже были спрятаны в «опеле», под передним пассажирским сидением. Лене стало не по себе, когда она снова превратилась из свободной девушки в остарбайтера. Словно кто-то снова опутал ее ноги и руки невидимыми петлями. И на какое-то мгновение в ней вспыхнуло такое горячее желание сказать Рихарду, что она передумала и согласна рискнуть и ехать в незнакомую и чужую ей Швейцарию. Но для чего ей Швейцария, если она больше никогда не увидит его? И не сможет вернуться домой, в СССР, если… когда Красная армия возьмет вверх?

И она промолчала. Только качнулась к нему и обняла за талию, уткнувшись лицом в его грудь, чтобы почерпнуть в этом объятии силы идти дальше. И едва не заплакала, когда Рихард обнял крепко ее в ответ, уткнувшись подбородком в ее макушку. Но что толку было сожалеть о том, что она выбрала сейчас сама?

Рихард проводил Лену до черной лестницы и наблюдал, пока она поднималась. Ему предстояло снова пройти через парк за автомобилем и вернуться обратно, создавая вид, что он приехал из Берлина первым утренним поездом. Поэтому Лена не стала задерживаться, понимая, что он не уйдет сейчас, не услышав, как она тихонько стукнет дверью этажа прислуги.

К удивлению Лены, Катя тут же села в постели, едва скрипнули половицы, когда Лена зашла в спальню. Как рассказала сама Катя позднее, эти две ночи она мучилась в тревоге и волнении из-за судьбы Лены, оттого и сон стал чутким.

— Я так переживала, что ты не вернешься, — схватила ее за руки в волнении Катерина, когда она подошла к кровати, и неожиданно расплакалась. — Все думала, куды он тебя повез, да навошта…

— Я же обещала тебе вернуться, — улыбнулась успокаивающе ей Лена, обнимая подругу. — Все хорошо. Я здесь, с тобой.

— Я еще переживала, что ты не поспеешь до немки. Все думала, як буду хлусить ей, — и поймав вопросительный взгляд Лены, пояснила: — Биргит. Яна вярнулася раней, гэтим вечорам. Город бомбили то ли англиканцы, то ли американцы. Вось яны и вярнулися. Ужо пытала про тебя у мяне. Казала, кали ты не выйдешь заутра, яна придет лечить тебя… я уж всю голову сломала, что робить…

— Знаешь, — сказала задумчиво Лена, когда они уже лежали рядышком с Катей на одной постели, почти провалившись в сон. — Он предложил мне выйти за него замуж…

— Что? — так громко прошептала Катя, с которой вмиг слетел весь сон. Она даже села в постели, чтобы лучше видеть в этот момент Лену в полумраке. — Прямо расписаться? Хиба так можно? Он ж немец!

— Нет, ладно бы расписаться. В храме венчаться, — ответила девушка, и по тому, как напряглась Катя, поняла, что сказала это не таким тоном. Поспешила хотя бы на толику смягчить резкость своих слов. — В их храме, Катя.

— Якая розница? — сказала Катя, в голосе которой слышалась целая гамма чувств — от обиды за свою веру до восхищения. — Бог — он усюды один. И Хрыстос один, и Дева Мария. Что такое роспись в сельсовете? Просто крючок. Перад Богом присаги казать — зусим иншае. Это очень серьезно. Гэто до конца дней и даж далей…

— Дальше ничего нет. Пустота! — отрезала Лена, почему-то разозлившись на ее слова. — И брак творится перед людьми, а не перед Богом.

— Як скажашь, — согласилась покорно Катя и снова улеглась рядом, от души взбив плоскую подушку.

— Как думаешь, я совершила ошибку, что сказала «нет»? — не могла не задать мучивший ее вопрос Лена спустя какое-то время ночной тишины.

— Кали наши придут сюды, то для них немец вораг. Яшче повесят, як они наших червонаармейцев вешали. Ти яшче чего… А кали немцы перамогут… — тут Катя вздохнула глубоко и проговорила твердо, завершая разговор. — Один Бог ведает, что там наперед. А ты спи! Завтра немка як насадет на тебя, будешь думать: «И чего я не спала?».

Биргит действительно приехала раньше, чем планировалось, прервав свой отпуск из-за бомбардировки Лейпцига. За те несколько дней, что они были в городе, налеты случились дважды. Пусть в итоге тревога оказалось ложной, и до города английские бомбардировщики так и не долетели, семья разумно рассудила, что в деревне будет намного спокойнее. Тем более, в деревне было гораздо легче с продовольствием, ситуация с которым становилась все хуже и хуже.

Руди был очень разочарован этим преждевременным возвращением домой, как и закрытием зоосада на период войны.

— Так никого я и не увидел, — рассказывал он Лене, сидя в кухне, пока она сервировала поднос закусками для завтрака. — Неужели так и увижу львов и бегемотов только на картинках? А ты, Лена, ты их видела когда-нибудь? Живьем?

— Да, я видела, в Москве есть зоопарк. У меня было мало времени для прогулок, когда я училась, но я была там два раза, — ответила Лена.

— Мне бы, наверное, там понравилось, в твоей Москве, — задумчиво произнес мальчик, болтая ногами в высоких гольфах. Поездка в Лейпциг все равно пошла ему на пользу. Он стал прежним Руди, таким, каким был до нападения на Лену, и она не могла не радоваться, что он выправился после этого ужасного случая. Она твердо была намерена скрыть от всех, что Руди связан с убийством шупо , и свое обещание держала — даже Рихарду не рассказала, что была не одна, взяв вину полностью на себя. Какая разница кто нанес первый удар, если Шнееман мертв?