Лена боялась, что Цоллер прикажет забрать Войтека . Но и тут обошлось. Гауптштурмфюрер просто задержался возле него, посмотрел внимательно, но ничего не сказал. Просто прошел в сопровождении солдат через анфиладу комнат в холл, откуда вскоре донеслись голоса. Войтек тут же подал знак Лене, чтобы она подслушала, о чем говорит гестаповец и Рихард.

— … ничего нового не узнали. И что хотели бы забрать… они хотели бы забрать… О! Господин барон говорит, что если они не нашли никаких доказательств, то не… Гауптштурмфюрер злится… Кажется… кажется, уступил. Говорит, что это неважно, ведь все равно у них есть шпион томми … что умеют разговаривать людей, и что… рано или поздно откроет имена своих товарищей… О, Войтек , что если это правда? Что, если этот человек заговорит? — с тихим шепотом схватила поляка за руку Лена в испуге, отойдя от дверей.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, слышишь! — ответил он на это твердо, погладив ее по щеке, и Лена вспомнила похожие слова, произнесенные когда-то. И отшатнулась от него в страшной догадке.

— Это ты убил Урсулу? Но зачем?! Зачем?!

Лена в страхе отступила от него на пару шагов, но поляк не пустил ее — неожиданно схватил больно за плечи и встряхнул с силой, так, что едва не клацнули зубы во рту:

— Немку жалеешь? Жалко ее, да? А то, что она сдала бы тебя в гестапо — неважно? Или что ей заплатил за тебя тот немец клятый? Она же продала тебя, Лена! Сама мне призналась в том перед тем, как сдохнуть. Ну? Жалеешь немку теперь?

Лена не успела ответить ничего. Они оба спешно отступили друг от друга, когда раздался звук шагов, и в комнату вошел Рихард. Но Лена понимала, что едва ли он не заметил эти суетливые движения, как видел сейчас волнение на их лицах, которое они оба пытались безуспешно скрыть.

— Войтек , забери мой багаж в комнате и загрузи в авто! — распорядился он отрывисто. — Катерина, тоже ступай вон отсюда!

Тон его голоса был тихим и спокойным, и Лена не заподозрила ничего в эти минуты. И движения были такими медлительно-обманчивыми, когда он положил фуражку на столик и провел ладонью по волосам, ожидая пока слуги покинут комнату гуськом. Потом вздохнул глубоко и повернулся к ней.

— Как давно ты работаешь на англичан? — произнес Рихард таким тоном, что у нее застыла кровь в теле. Стало вдруг так тихо, что казалось, можно услышать, как под легким ветерком за окном шелестит листва, как шуршат легкие занавески у открытого окна. — Как давно? Или ты снова скажешь, что взяла карту, просто чтобы вернуть ее на место?

Лена действительно так планировала объяснить ему тот факт, что карта лежала в одной из книг тайника. Понимала бессмысленность своей попытки, но попытаться все же было можно, надеясь на то, что он поверит ей, как верят любимым. А сейчас глядя в его глаза — ледяные озера, она поняла, что обман только усугубит ситуацию.

— Знаешь, раньше твои поступки ставили меня в тупик. А сейчас все стало ясно, как день, — произнес Рихард с горечью и холодным гневом. — Все до последней минуты. Каждый твой поступок. То, что ты пришла ко мне тогда в спальню сама. Почему отказалась выходить замуж. И почему не поехала в Швейцарию. Мои поздравления, Лена, ты добилась значительных успехов. Один завод в Варнемюнде чего стоит. Должно быть, томми тобой очень довольны.

Его прервал стук в дверь. Биргит проводила гауптштурмфюрера и его отряд и теперь желала знать, планируется ли отъезд господина барона сейчас, или он предпочтет ехать позже вечером. Но прежде, чем она договорила, Рихард прервал ее:

— Биргит, выйдите вон, пожалуйста.

Немка ошеломленно взглянула на барона, но с места не сдвинулась, решив, что что видимо, ослышалась. А когда поняла, что он обращался к ней, взглянула на Лену раздраженно, разгадав в ней причину подобной резкости, решила переспросить зачем-то: « Господин барон желает…» Своим неповиновением она буквально распалила ярость Рихарда, до того гасившего ее под маской деланного спокойствия. Словно поднесла к фитилю огонек.

— Вон! Биргит, выйдите же вон! Неужели вы не слышали, что я сказал?!

Этого выкрика испугалась и Лена. Она бы тоже желала выскользнуть сейчас за дверь, как это сделала Биргит, а не оставаться здесь перед лицом разъяренного зверя. В этот момент ей пришло в голову, что она не знает его настолько, чтобы предугадать поведение в ярости, которая порой толкает людей на совершенно необдуманные поступки.

— Мои поздравления, моя дорогая! Ты просто великолепна! — проговорил зло и резко Рихард, обращая теперь свое внимание на Лену. Говоря эти резкие слова, он даже пару раз хлопнул в ладони, словно аплодируя ей. — Артистка… Да, ты действительно артистка, моя дорогая! Я ведь воистину лишился рассудка из-за тебя! Иначе как объяснить то, что я был готов подставить голову в петлю и самовольно выбить табуретку из-под своих ног? И ради чего? Я сделал тебе кенкарту и рай пасс! Я пошел против законов моей страны ради тебя… Чтобы спасти тебя! Представляю, что за мысли у тебя были в голове, когда я предложил тебе выйти за меня замуж и уговаривал уехать во Фрайбург . И как ты должно быть…

— Все не так! — попыталась оправдаться Лена хриплым голосом, судорожно пытаясь найти те самые верные слова, которые скажут ему, что он ошибается. Но мысли разбегались в стороны, и она никак не могла собрать их воедино, чтобы найти те самые слова, которые донесут до него сейчас и другую правду — что она любит его, и что хотела прекратить все это. Ради него.

— Не так? — со злой иронией переспросил Рихард. — Я бы с удовольствием послушал очередной монолог, моя маленькая русская, но боюсь, что у тебя нет времени на это. С минуты на минуту твой связной откроет рот и расскажет все, что знает. И тогда за тобой придет гестапо.