— Он никогда не видел меня, он не знает меня в лицо, — прошептала Лена, сама не понимая, то ли отвечает Рихарду сейчас, то ли убеждает себя в том, что она все в еще безопасности. Если, конечно, Войтек не предупреждал о том, что записки теперь будет оставлять одна из русских работниц.

Рихард на мгновение прикрыл глаза, словно пропустил удар в эти секунды. Потом полез в карман мундира и достал пачку сигарет. Пара глубоких и быстрых затяжек, и казалось, к нему снова вернулось былое хладнокровие. А вот пренебрежение и неприязнь к Лене никуда не ушли, как она обнаружила, когда попыталась шагнуть в его сторону. Он моментально выставил вперед руку, словно ограждая себя от нее, и она замерла на месте, не зная, что ей делать.

— Очень грамотный ход, — проговорил Рихард глухо, присаживаясь в кресло у дальней от окна стены, чтобы она не видела его лицо в тени. Он устало опустился спиной на спинку и вытянул ноги, но несмотря на кажущуюся расслабленность этой позы, Лена читала без труда напряжение в его теле. Словно зверь, готовый атаковать в любой момент свою жертву, когда наиграется с ней.

— Наивность вкупе с невинным очарованием. Хрупкость. Начитанность. Ум и красота не могут не зацепить, а невинность укрепить нить, после того, как добыча клюнет на крючок. Очень грамотный ход. Ведь никто и не ждет, что здесь, Розенбурге , вдали от большого города, появится шпион томми . Что ему тут делать, ведь тут нет ни заводов или фабрик, а порты далеко? Хотя поблизости Веймар, кто знает… Но, знаешь, я верю, что это всего лишь стечение обстоятельств, можешь не объяснять мне ничего, не трудись. Ты совершенно случайно попала сюда, в Германию, через арбайтсамт . И быть может, совершенно случайно встретила этого… этого. Но вот в постель ты ко мне влезла не просто так, верно? Ты уже знала, как можно работать в такой ситуации, ничего сложного в том, чтобы втереться…

Рихарда прервал мелодичный звон часов на мраморном камине, говоря о том, что уже наступило шесть по пополудни, и что Рихард опоздал на поезд. Покрутились медные цилиндры в ритм ходу музыки, пуская своими блестящими боками солнечных зайчиков по комнате. Эти отблески мелькнули на лице Рихарда, на мгновение выдавая его боль, которая вдруг показалась Лене. Наверное, именно она, эта мука в его взгляде, а не солнечные зайчики ослепили ее так, что пришлось закрыть лицо ладонями. И Лена тут же опустила их, потрясенная вопросом, которого никак не ожидала:

— В Остланде ты жила с штурмфюрером Ротбауэром , верно? — Рихард заметил ее удивление и усмехнулся горько. — Ты удивлена? Ты же сама назвала мне имя его денщика, этого Кнеллера . И сама рассказала, что жила с немцами в Минске. Неудивительно, что мне было любопытно. Но знаешь, мне только сейчас пришло в голову, когда я проанализировал все, сопоставив все детали. Покушение на штурмфюрера Ротбауэра под Минском… Ты появилась здесь почти в те же дни, как это случилось. Скажи мне откровенно. Только между нами. Я уже сказал, что не сдам тебя сейчас в гестапо, и я сдержу слово. Но уважь мое любопытство — ты имеешь отношение к этому покушению?

Наверное, за Лену все сказало ее лицо, потому что Рихард вдруг вскочил на ноги и глубоко затянулся, почти до фильтра, обжигая пальцы. На какое-то мгновение она испугалась, что ее сердце разорвется на куски от боли сейчас, в эти минуты, когда ее маленький хрупкий мир иллюзий дал трещину и стал разваливаться на части. Это было глупо, но Лена почему-то думала, что Рихард никогда не узнает о том, что она сделала. А если узнает, то она сможет сделать что-то, чтобы не потерять его.

Но только вот в реальности все выходило не так. В реальности Лена даже не могла ни пошевелиться, ни разлепить пересохшие от волнения губы, чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание. Только чувствовала, как болит ее сердце, словно в нем образовалась рваная рана, и с каждым вдохом эта рана становится все шире и шире.

— Где еще мужчина становится слаб как не в постели? Когда не подозревает, что с ним рядом лежит маленькая дрянь, которая только и ждет, чтобы поскорее завершить свое дело! Ты искусна в этом, как я погляжу, — хлестнул Рихард ее словами, и дыра в ее груди стала еще шире, усиливая боль. — Теперь я понимаю. Франция, Крым и вот теперь Африка… Что ж, карта лежит в моей комнате на комоде, маленькая русская. Ты можешь взять ее, чтобы довести свое дело до конца, я не против. Я, быть может, даже не буду менять маршрут из Сицилии. Присылай своих друзей- томми , дорогая — чем меньше у них будет истребителей, тем лучше для моей великой страны.

— Рихард…

— Барон фон Ренбек ! — поправил ее Рихард тут же холодно, выпрямляясь резко и гася с силой окурок в пепельнице. Потом он подхватил фуражку со столика и продолжил отрывисто и зло. — Я — гауптман люфтваффе . Я служу великой Германии, маленькая русская, если ты вдруг забыла. И я надеюсь, что ты достаточно умна, чтобы исчезнуть из Розенбурга до моего очередного отпуска. Все равно ты раскрыта, и теперь тебе здесь делать нечего. А если ты не исчезнешь, первым делом по приезде я пошлю за собаками Цоллера , выполняя свой долг.

Несмотря на резкость тона и гнев в голосе, Лена не поверила ему до конца. В глубине его глаз вдруг мелькнуло что-то такое, что заставило ее шагнуть к нему и попробовать коснуться его. Потому что это что-то подсказало ей, что если она сделает это, то появится шанс все исправить…

Лена не была готова к тому, что Рихард перехватит ее руки за запястье и оттолкнет ее от себя с силой. Она налетела на столик, больно ударяясь бедром и сбивая рамки с фотографиями. Рихард тем временем даже не обернулся на вскрик, вышел вон, оставив ее ошарашенно стоять и смотреть в пустоту дверного проема.