Шрифт:
Чего он хотел в этом кабинете? Узнать действительно ли Ленхен преступница рейха? Способна ли она так ненавидеть, чтобы быть настолько близкой и при этом желать смерти? Причинили ли ей вред за это время? Попытается ли он забрать ее? Сумеет ли сдержать свою ярость при виде эсэсовца? Потому что Ленхен была его, Рихарда, а оберштурмбаннфюрер не имел никаких прав на нее, что бы ни было там, в Остланде…
Какие-то первобытные мысли, недостойные офицера, вызывающие в нем смешанные чувства и явно толкающие на безрассудство.
Для Рихарда так и осталось тайной, что бы он делал и что сказал бы. Потому что в кабинете, куда его провели, его встретил вовсе не оберштурмбаннфюрер Ротбауэр, а его временный заместитель, как представился Рихарду, низкий чуть полноватый штурмбанфюрер с редеющими волосами.
— Я бы все же хотел говорить именно с господином оберштурмбаннфюрером, — настоял Рихард, когда заместитель Ротбауэра предложил обговорить с ним вопросы, «которые привели сюда господина гауптмана». — Я понимаю его занятость, но все-таки… Полагаю, что оберштурмбаннфюрер в Остланде по делам рейхсминистерства? Когда он планирует вернуться? Или как я могу с ним связаться?
— Мне жаль огорчать вас, господин гауптман, — улыбнулся его собеседник странной сочувствующей улыбкой. — Оберштурмбаннфюрер погиб десять дней назад.
Рихард ожидал услышать в этом кабинете все что угодно, кроме этих слов. Это было неожиданно. И почему-то вдруг показалось, что это только к лучшему. Он приготовился к битве, а судьба вдруг решила помочь ему. Теперь дело оставалось за малым — узнать, куда определил Ротбауэр Лену. И сразу с Унтер-ден-Линден штрассе Рихард поехал к парку Тиргартен, где в одном из квартирных домов неподалеку жила семья оберштурмбаннфюрера. В подъезде дома он буквально взбежал по ступеням, а вот у самой двери с нужным ему номером заробел отчего-то как подросток перед первым свиданием. Застучало в висках от волнения, грозя приступом мигрени, если он не победит свои эмоции.
Пусть откроет именно она. Пусть он позвонит в дверной звонок, и дверь откроет именно она… Просто чтобы увидеть. Снова.
Дверь Рихарду открыла действительно служанка со знакомой нашивкой OST на платье. Но это была вовсе не Ленхен, к его острому разочарованию, кольнувшему иглой прямо в сердце. Русская служанка, опустив взгляд в пол, пригласила его войти и тихо сообщила, что что госпожа Ротбауэр занята подготовкой к переезду, но она все же уточнит, примет ли фрау гостя. После этих слов служанка оставила его в узком коридоре квартиры разглядывать надписи на коробках.
К удивлению Рихарда, в коридор вышла сама хозяйка — немка среднего роста с аккуратно уложенными локонами у лица с острым подбородком. Она была в черном платье, а на рукаве была повязана траурная повязка с символом рейха. На груди был приколот значок партии, поэтому Рихард решил не заговаривать напрямую о том, кого искал в этом доме.
— Я узнала вас сразу, господин гауптман. Часто показываю детям хронику героев рейха, чтобы они знали о величии страны и своих соотечественников. Так что вам нет нужды представляться. Жаль, что сын у бабушки. Он был бы счастлив увидеть вас воочию. Прошу простить эту русскую недотепу, что она оставила вас ждать здесь, в коридоре, — извинилась фрау Ротбауэр и пригласила его пройти в проходную комнату, которая когда-то служила гостиной, а сейчас тоже была заставлена коробками и свертками, в которых угадывались картины. На низком столике горел светильник Йоля в знак траура, несмотря на то что была середина дня.
— И прошу простить этот беспорядок. Мы уезжаем из Берлина. Сейчас для меня нет смысла оставаться в столице. После того, что случилось…
— Примите мои соболезнования, — произнес Рихард слова, положенные случаю. Ему очень хотелось, чтобы его собеседница не уловила ни нотки фальши в голосе. Они немного поговорили об этой аварии, которая случилась в небе недалеко от Ленинграда. Рихард не знал всех подробностей, поэтому с интересом услышал о том, как погиб оберштурмбаннфюрер.
— Зигфрид был очень тонкой натурой. Он обожал искусство всей своей душой и превосходно разбирался в живописи. Меня иногда удивляло, сколько всего он знает. Поэтому он был на своем месте в рейхсминистерстве, — говорила фрау Ротбауэр. — И он всегда хотел увидеть Версаль русских царей. Это было его давней мечтой. Но я не понимаю, почему он не подождал, пока закончится война. Земля, где находится дворец, не входила в ряд тех, где он работал. Я так и не поняла, что Зигфрид делал в этом проклятом месте. Вы, наверное, знаете, русские сбили самолет на обратном пути. Меня уверили, что летчик делал все, что мог, но вы же сами понимаете, как сложно посадить аварийную машину… Они все погибли на месте — Зигфрид, его денщик, несколько раненых, которых переправляли в Берлин.
Рихард знал. Видел неоднократно, как разбивались при посадке даже самые опытные пилоты. Особенно если самолет был поврежден. Если можно так сказать, было везением, что самолет ударялся о землю и разваливался на части. Но чаще всего такие посадки оборачивались ужасной смертью в огне. И теперь ему было неловко за свои эмоции при известии от смерти Ротбауэра.
Он задумался, вспоминая подобные ужасные посадки, свидетелем которых был сам, и вздрогнул, когда где-то в комнатах квартиры раздался глухой звук, будто что-то упало. Само Провидение сейчас подсказывало ему, как плавно перевести разговор, чтобы узнать, не здесь ли Ленхен. Но фрау Ротбауэр разочаровала его ответом — служанка в доме была всего лишь одна и за няню для детей, и за горничную, и за кухарку.
— Зигфрид после ранения стал слишком нетерпим к русским, — рассказывала фрау Ротбауэр. — Я давно хотела взять восточную работницу в дом, потому что у нас большинство знакомых довольны ими во всем. Тем более, их можно было взять сразу несколько и дешево. Но Зигфрид сказал, что не потерпит рядом никого из этих животных. Мол, ему хватает их и на работе. Только после Рождества я сумела уговорить его взять Мусю. Когда наша немецкая прислуга взяла расчет, испугавшись налетов.
— А в вашем загородном доме? — предположил Рихард, и немка рассмеялась с какой-то злой ноткой.