— Я не боюсь, — произнесла Лена в ответ охрипшим от волнения голосом. Пришлось кашлянуть пару раз, чтобы вернуть голосу привычный тон. Но взгляда так и не смогла отвести от Рихарда, поражаясь его внешнему облику.

Она представляла себе его иначе. Не таким широкоплечим и узкобедрым, и определенно не таким высоким. Лена слышала, что летчики не могут быть выше определенного роста, и удивилась сейчас тому, как он вообще помещается в кабину самолета. Или, быть может, у немцев какие-то особенные самолеты?

— Артиг , ко мне! — приказал Рихард, и собака тут же вернулась к нему и ткнулась головой в его колени, вызвав у хозяина очередную широкую улыбку. Он прошептал что-то собаке тихо, а потом снова взглянул на Лену.

— Я Рихард фон Ренбек , — представился он, опуская почему-то « фрайгерр ».

— Я знаю вас, — ответила Лена и, заметив в его взгляде вопрос и легкую растерянность, поняла, что не так составила фразу и подобрала слова.

— Простите, я вынужден признаться, что не помню нашего знакомства, — с извиняющейся улыбкой произнес Рихард после короткой паузы. — Мне очень неловко. Надеюсь, хотя бы частичным извинением этого может быть долгое отсутствие в Германии. Я часто не могу признать некоторых. Например, я уехал из дома, когда Руди еще носил штаны на лямках. Неудивительно, что я не узнал его сейчас. Он так вымахал…

— Что до меня, то причина не в этом, — несмело ответила Лена. Она видела, что ее вид ввел его в заблуждение. Служанки Розенбурга носили фартуки и косынки. И уж тем более не бегали босыми по парку…

— О, полагаю, что нет, — ответил Рихард, широко улыбаясь. Она взглянула в его голубые глаза, искрящиеся смехом, и не могла удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ так же широко. Потом вовсе рассмеялись оба. Собаки тоже вдруг поддались всеобщему веселью и стали носиться вокруг них, радостно повизгивая.

— О Боже, простите за это безобразие! Артиг ! Вейх ! — Рихард приложил к губам палец, и к удивлению Лены, вахтельхунды тут же угомонились. Только бешеное мельтешение хвостов из стороны в сторону выдавало их радостное возбуждение сейчас.

— Они вас так слушают! — воскликнула Лена удивленно.

— Они просто меня любят, — ответил Рихард и погладил обеих собак по голове. — Я не могу никак уловить ваш акцент. Вы не местная.

Это был тот самый момент, когда Лене надо было признаться. Собраться с духом и сказать, что она русская работница. Но ей почему-то хотелось растянуть этот момент так надолго, насколько это возможно. И не терять этого тепла, которым светился взгляд Рихарда.

Потом она будет думать, что именно произошло в те минуты, и захотела ли она так сильно этого, будь он одет в ненавистную ей нацистскую форму. Но прошлое — не грамматика, оно не имеет сослагательного наклонения, как часто говорила Лене бабушка. Она смотрела, как солнце играет лучами в светлых волосах Рихарда, на его сильные руки в закатанных до локтя рукавах рубашки. И можно было на какие-то мгновения представить, что это просто парк, а они просто встретились во время прогулки. И где-то там нет войны и страшной жестокости. Нет крови и нет смертей. И он не нацист, а она не русская…

Наверное, это обманное ощущение заворожило Лену. Заставило просто кивнуть в ответ и смущенно опустить взгляд. И только тогда она заметила, какие у нее грязные ноги. Вспыхнула от стыда из-за своего вида и, взглянув на Рихарда, поняла, что он заметил и ее смущение, и грязь на ее ногах.

— Позвольте, я провожу вас к озеру и помогу привести себя в порядок, — тихо, словно боясь спугнуть, предложил он, разгадав ее смятение. — Не отказывайтесь, прошу. Я чувствую себя виноватым, что мои собаки так напугали вас, что вам пришлось бежать.

Лена должна была отказаться. Разойтись с ним в этой аллее в разные стороны. Потому что они были разные. Потому что это было опасно вот так заигрывать с судьбой, обманывая его. Неизвестно еще, как немец отреагирует, узнав правду.

Она должна была отказаться. И она не смогла этого сделать. Не тогда, когда смотрела в его глаза. Словно это было какое-то волшебство — как чары на нее навели, заставляя забыть обо всем, кроме него. Никогда прежде с ней не было такого. И она знала, что уже не будет. Наверное, поэтому согласилась идти рядом с ним к озеру, наслаждаясь каждым мгновением рядом с ним.

Рихард тоже вдруг примолк и рассматривал ее, изредка отвлекаясь на собак, которые с удовольствием бегали за брошенной палкой наперегонки. А когда встречались взглядами, то улыбались другу, словно подростки, и снова отводили глаза. И никак не могли придумать тему для разговора. Но Лене это было только на руку — она боялась, что одно неосторожное слово выдаст ее с головой, и тогда тот свет, которым светился взгляд Рихарда, исчезнет.

— Впервые со мной такое, — произнес он, когда они уже почти дошли до озера. — Обычно я не страдаю косноязычием. Просто у меня сейчас странное ощущение, от которого никак не могу отделаться.