— А телеграмму ты видела?

— Нет, не видела, — проговорила Лена.

— Хорошо, я отнесу ему утром мундир и сапоги. И, разумеется, подам машину к нужному времени. Увидимся утром, Лена. Не смотри так удивленно, ты же не забыла о том, что господину Рихарду нужно подать завтрак? Айке еще не будет в это время, Урсула приболела. Нет никого, кроме тебя. Если ты не умеешь что-то делать — скажи, я приду пораньше и помогу тебе. Ты умеешь варить кофе?

Нет, Лена не умела этого делать. Не приходилось ранее. В ее семье пили только чай или травяные сборы. А еще нужно было не перепутать эрзац-кофе для слуг с настоящим, который пили только хозяева Розенбурга. Поэтому она с удовольствием приняла предложение Войтека о помощи.

В две руки дело у них спорилось следующим утром скоро и ладно. Лена спустилась, обеспокоенная, что нужно было разжечь печь с утра пораньше, чтобы заняться завтраком, а не лежать до самого звонка будильника. Но оказалось, что Войтек уже позаботился об этом — в печи ласково трещал огонь, жадно пожирая поленья.

— Ты разоспалась, — пошутил он, когда Лена показалась в кухне. — Сонюшка.

— Откуда ты знаешь это слово? — удивилась она. Он произнес шипящий звук очень забавно, нельзя было не улыбнуться. В то утро, несмотря на недостаток сна, Войтек был весел и часто шутил. Будто пытаясь поднять ей настроение.

— Ты никогда не готовила раньше? Кем ты была? Баронессой? — последний вопрос он задал таким тоном, что Лена не могла не улыбнуться.

— Ты же знаешь, в моей стране нет классового неравенства, — ответила она Войтеку, а потом заметила, что он не понял последних слов. — В моей стране нет разделения на баронов слуг.

— Но яйцо-то ты сварить сможешь? — поддразнил поляк, засыпая намолотый кофе в турку, чтобы поставить на конфорку большой печи. — Или тоже не приходилось?

Яйца варить Лена умела, что она и продемонстрировала. Потом нарезала ветчины и сыра, и чуть обжарила ломти белого хлеба. Она видела не раз, что именно готовит Айке на завтрак Рихарду, и успела запомнить каждую деталь.

Поднос, правда, получился тяжелым для Лены. Один кофейник с кофе весил немало. А еще помимо него на подносе было немало посуды. Она с трудом подняла его со стола, раздумывая, донесет ли до балкона, где просил сервировать Рихард завтрак, да и вообще поднимется ли с ним по лестнице.

— Иезус Мария! Дай мне! — взял из ее рук поднос Войтек, заметив ее нахмуренный лоб трясущиеся от напряжения руки.

— Тебе же нельзя в хозяйские комнаты без особой нужды! — тут же заметила обеспокоенно Лена.

— А ты думаешь, нашему немчику прибавит настроения ждать свой завтрак целую вечность и опоздать на поезд в Йене, да? Сейчас раннее утро. Никто меня не увидит. Даже барон. Я донесу только до дверей комнаты и все.

Но Войтек ошибся — от Рихарда не укрылось его присутствие. Наверное, виной тому был шепот, которым обменялись Войтек и Лена у двери в комнату, и тихий смешок, вырвавшийся у Лены, когда поляк натер до блеска серебро напоследок рукавом рубашки.

Рихард стоял на балконе, упираясь в балюстраду ладонями и наблюдал, как над вершинами парковых деревьев разливаются первые утренние лучи. Он обернулся, едва Лена ступила в комнату. Она видела, как он смотрел на нее через тюлевые занавеси, которым играл легкий ветерок. Вмиг посерьезнела, когда заметила его вид — полное форменное облачение, включая все награды и даже кобуру, и фуражку, лежащую на одном из стульев.

— Войтеку нельзя быть в хозяйских половинах, — заметил холодно Рихард вместо приветствия, и Лена поспешила оправдать присутствие поляка на втором этаже:

— Он помог мне донести все из кухни, господин Рихард. Мы хотели побыстрее сервировать вам завтрак, чтобы вы успели на поезд.

Рихард ничего не ответил. Прошел к столу и занял свое привычное место. Молчал, пока Лена суетливо сервировала стол. Только поблагодарил скупо, когда она налила ему в чашку горячий кофе, а потом тут же добавила молока. Поэтому Лена не стала задерживаться возле стола, а отступила на одно из привычных ей уже мест. Выбрала самое удобное — позади стула Рихарда, чтобы не видеть его лица. А взглядом все равно возвращалась то к его светловолосому затылку, то к фуражке на стуле рядом.

— Я хочу кое-что передать через тебя маме и дяде Ханке.

Рихард произнес это так неожиданно для Лены, когда завершал завтрак второй чашкой кофе, что она едва не подпрыгнула на месте. Он не обернулся к ней. Просто приподнял фуражку на мгновение, чтобы она заметила ровные квадраты бумаги.

— Передашь им утром, за завтраком, хорошо? — он помолчал, а потом будто почувствовав затылком ее неудовольствие, произнес. — Не хочу их будить в такой ранний час.

— Может, это не мое дело, — вдруг решилась Лена, ощущая легкую обиду за Иоганна. — Но ваш дядя был бы только рад, если бы вы нашли минуту попрощаться с ним. Уверена, госпожа баронесса тоже не обиделась бы за раннее пробуждение в этом случае.

— Ты права, это не твое дело, — отрезал Рихард, поставив медленно чашку на блюдце. — Я не уверен, что мама сумела бы проснуться сейчас. Она частенько принимает на ночь веронал, и вчерашний вечер не был исключением.

— А ваш дядя точно нет. Только обезболивающее из-за приступа мигрени, — Лена точно знала об этом. Сама подавала лекарство Иоганну перед сном. Она помолчала немного, а потом собралась с духом, сжимая ладони, и произнесла. — Прощаться нужно. Особенно теперь. Когда не знаешь, что будет завтра, и будет ли оно вообще. Нужно чаще говорить друг другу самые важные слова. Да даже короткое «До свидания!»!