— Два года он тебе нужен не был, этот комбайнер. Я тебя плохо трахал? Казалось, хорошо. Ты как свинья визжала. Текла подо мной, как шалава, а теперь целку из себя строишь?

Я понял, что Игорек многое знает о Самвеле, потому тот и молчит. Другой бы отец встал и хорошенько втащил этой гниде, но Геворгович спокойно позволял ему окунать собственную дочь лицом в грязь.

А я не мог этого допустить. Я сделал ей предложение. И какой бы шлюхой ее не выставили перед главным авторитетом города, я не мог молчать.

Ухватившись за столешницу, толкнул стол на Игорька. Тот резко вскочил и схватил со стола бутылку. Ударив ее об стол, дернулся в мою сторону.

Я ожидал, что сейчас кто-то вмешается, но, видимо, это был своего рода тест. Какая-то своеобразная проверка. Большой отодвинулся к стене и внимательно наблюдал за разгоревшейся бойней.

Игорек вертел перед моим лицом зеленой «розочкой» и скалился.

Самвел немного побледнел, но повторил за Геной и решил понаблюдать, как крушат его же квартиру.

Мать Инги всхлипнула и, схватив за руку дочь, потащила ее на кухню. Но та выдернула руку и рванула ко мне.

Я успел дважды врезать парню в челюсть, прежде чем услышал крик Инги.

— Димка, пойдем отсюда! Это какой-то хорошо продуманный спектакль!

Самвел поднялся со стула и схватил дочь за волосы.

— А ты в комнату, поняла? Потом побеседуем. Позорище.

Я развернулся, чтобы прикрыть ее собой, но вдруг почувствовал слабую боль в районе левой лопатки. Медленно развернулся и увидел в руке Игорька довольно хороший нож с ребристым лезвием. В голове немного гудело. Рубашка намокла, но я нормально держался на ногах и, сжав руку в кулак, ударил парня в нос. Послышался хруст. Игорек упал, и мне вдруг показалось, что он не дышит.

Перед глазами тут же появилось паскудное рыло Витька. Его оскал с гнилыми зубами. Нож бабочка. В глазах темнело. Я облокотился о стену и съехал на пол, но сознание не потерял.

— Скорую вызывай, гнида! — не помню, как Большой оказался рядом. — Самвел, я повторяю, скорую вызывай! Пацан крякнет, не приведи Боже, — мужчина осторожно приподнял меня. — Эй, боец. Сейчас в больничку поедешь. Ты только тут с нами оставайся.

Вот только сил почему-то не было. Я терял сознание, но боли не чувствовал. Лишь покалывание где-то в спине. И левая рука онемела, повиснув, словно ветка рябины.

— А ты, дрянь, меня слушай! — сквозь какой-то гул прорезался голос Геворговича. — Выбор за тобой, Инга. Либо ты заходишь в спальню и делаешь то, что я велю, и будешь как сыр в масле кататься, либо вали к своему сельскому и никогда не приходи к нам с матерью.

Очень хотелось услышать, что она ответит, но в этот момент комната перед глазами завертелась, и я окончательно отрубился.

Открыл глаза от запаха лекарств. На минуту показалось, что я все еще в армии, но кровать чуть выше, а простыни такие же жесткие, но белые. Какой-то писк. Во рту жутко пересохло. Попытался облизать губы, не вышло.

Слегка привстал и прищурился. Кто-то стоял у окна, но я не мог разглядеть, кто именно. За стеклом все та же луна, значит, ночь на улице. Протер глаза и понял, что у окна Инга.

— Эй, ты чего там стоишь? Мы где?

Девушка дернулась и рванула ко мне. Лицо припухшее. Глаза красные, значит, плакала.

— Ты не помнишь ничего?

Я скривился от боли в спине и понемногу начал понимать, что произошло. Игорек, сука, меня пырнул ножом. В спину. Низко так. Как крыса. Да он и был ею. Самвеловский личный крысеныш, что волею Геворговича затесался к Рустаму.

— Тебе операцию сделали. Сказали, это неопасно, важные органы не задеты, но если б на два сантиметра правее, то он бы тебя убил.

— Ну вот видишь, — я только сейчас понял, что лежу на боку, а не на спине. — А ты ревешь. Я жив, все хорошо.

— Ребята приходили. Полдня сидели тут, но доктора сказали ждать, пока сам не очнешься.

Я прокашлялся и широко открыл глаза.

— И как долго я здесь? — осмотрел Ингу.

На ней был обычный спортивный костюм и кеды. Красное платье исчезло.

— Чуть больше суток. Димка, ну и напугал же ты меня, — она горько заплакала, присев на край кровати, и я понял, что это искренне.

— Ну все, — прохрипел. — Не плачь. Ты домой вернулась?

— В смысле к отцу? С чего бы это? Я к нам домой съездила. Переоделась и к тебе.

— Люблю тебя, — протянул ей руку. — Жаль, поцеловать не могу. Во рту пожар.

Инга тут же рванула в угол палаты и открыла маленький холодильник.

— Вот, попей, но немного.

Отхлебнул полбутылки и, сделав виноватое лицо, пожал правым плечом.