После этого Людовик подозвал служащих двора и прислугу. Слабым, но твердым голосом он сказал им: «Господа, я доволен вашей службой; вы служили мне верно и с большим желанием мне угодить. Я очень сожалею, что недостаточно, как мне думается, вознаградил вас за это, но обстоятельства последнего времени мне не позволили это сделать. Мне жаль расставаться с вами. Служите моему наследнику с таким же рвением, с каким вы служили мне; это пятилетний ребенок, который может встретить немало препятствий, ибо мне пришлось преодолеть их множество, как мне помнится, в мои молодые годы. Я ухожу, но государство будет жить всегда; будьте верны ему, и пусть ваш пример будет примером для остальных моих подданных. Будьте едины и живите в согласии, в этом залог единства и силы государства; и следуйте приказам, которые будет вам отдавать мой племянник. Он будет управлять королевством; надеюсь, что он будет это делать хорошо. Надеюсь также, что вы будете выполнять свой долг и будете иногда вспоминать обо мне».

Осталось только проститься с дамами. Данжо удивлялся, «как король мог выдержать плач и такие стенания».

Все это время король знал, что за дверями его спальни разгораются страсти и амбиции, но произносил слова любви, призывал к миру и спокойствию. Данжо записал: «Последние моменты жизни этого великого монарха показывают христианскую стойкость и героизм, с которыми он встретил приближение смерти. Он сохранил полную ясность ума и твердость характера до самого последнего момента жизни и, говоря с нежностью и добротой со всеми, с кем пожелал говорить, сумел сохранить свой авторитет и величие до последнего вздоха. Ручаюсь, что самые страстные проповедники не смогли бы красноречивее и трогательнее сказать то, что он сказал, найти более достойные выражения, которые наиболее ярко выявили бы те черты, которые свойственны были ему как настоящему христианину, настоящему герою, королю-герою».

27 августа Людовик XIV вызвал де Поншартрена [156] и сказал ему: «Как только я умру, вы тотчас пошлете королевскую грамоту с приказом отнести мое сердце в церковь иезуитов и поместить его там таким же образом, как и сердце моего покойного отца. И я не хочу, чтобы на это было истрачено денег больше, чем тогда». Данжо говорил, что приказ отдавался таким спокойным тоном, будто Людовик распоряжался построить какой-нибудь новый фонтан в Версале.

На следующее утро король, проснувшись, увидел у своей постели плачущих слуг. Он обратился к ним: «Почему вы плачете? Вы думали, что я бессмертен? Я так о себе никогда не думал, и вы должны были давно уже быть готовы меня потерять, учитывая мой возраст». Гангрена значительно продвинулась, и король, «хотя и находился в полусознательном состоянии, заявил, что он улетучивается».

К 31 августа проблески сознания у короля наступали все реже и реже. В половине одиннадцатого вечера в королевской спальне прочитали молитвы на исход души. Моление произвело удивительный эффект. Данжо говорит: «Голоса священников, читающих молитвы, привели в действие механическое сознание короля, который во время чтения этих молитв стал произносить громче, чем они, “Богородица Дева, радуйся” и “Символ веры”, и это несколько раз подряд, но явно бессознательно, благодаря привычке, которую имел король их произносить».

Король скончался утром 1 сентября. Данжо сказал: «Он отдал Богу душу без малейшего усилия, как свеча, которая погасает».

В реестре могил версальского прихода Божией Матери свидетельство о смерти монарха появилось с шестинедельным опозданием. Никто и не подумал выделить Королю-Солнцу отдельную страницу. Реестр наглядно показал равенство всех перед лицом смерти.

Имя Людовика XIV находится в окружении имен его слуг: прачки из королевского дома, дочери повара первого шталмейстера, сына форейтора принца де Рогана… Вскоре во Франции все чаще стала произноситься фраза: «Ах, если бы король знал!» Она оправдалась полностью. Людовик Великий оказался незаменимым. Его преемники, Людовик XV и Людовик XVI, оказались простыми хранителями безжизненного музея, где никогда не смогли ни отреставрировать старые картины, ни поменять местами художественные экспонаты, ни обогатить коллекцию удачными приобретениями. Все это в полной мере касается и столь любимого Королем-Солнцем Версаля.

Этим правителем восхищались даже те люди, которые не разделяли его убеждений. Лейбниц [157] , немец и протестант, назвал Людовика XIV одним из самых великих королей, которые когда-либо были на свете. Для потомков имя Короля-Солнца навсегда останется неразрывно слитым с Версалем, и каждый раз, глядя на дворец, на сады и парки, на фонтаны и боскеты Версаля, мы будем видеть образ мудрого и великого правителя.

Версаль при Людовике XIII был простым каменным замком в несколько комнат; при его сыне он превратился в гигантский дворец – резиденцию-символ власти сильного государя.

Этот величественный комплекс строился в период с 1666 по 1680 год. Версальский ансамбль – в высшей степени характерное и яркое произведение французского классицизма XVII века.

Но прежде всего Версаль – это демонстрация великих хозяйственных достижений Франции в годы правления первых Бурбонов. Так, например, Зеркальная галерея была не только выражением исканий новых пространственных и световых эффектов, она стала возможна только благодаря достижениям французской стекольной промышленности, ее первых побед над Венецией.