Кирсанов вскидывает брови:

— Уже интересно.

— Не подходи.

Он полностью игнорирует мои слова. Обходит стол, останавливается на расстоянии вытянутой руки. При желании я могла бы до него дотянуться, но у меня нет сил даже переместиться на другую сторону. Все, что могу, это сжимать свое никчемное оружие.

Я заслужила его гнев. Заслужила его ненависть и ярость. Я все сделала, чтобы разрушить его жизнь, и он вправе требовать реванш. Только Аленку это уже не вернет, и разбитое вдребезги сердце не склеит.

— Ударишь? — еще ближе. Нависает надо мной, не отрывая пронзительного взгляда. — Бей, раз собралась. Хуже, чем в прошлый раз все равно не сделаешь.

Нож дрожит в моей руке, а зубы отбивают такую дробь, что слышно на весь дом.

Пожалуйста, кто-нибудь, перекиньте меня в прошлое! Туда, где не было вот этого всего. Сотрите память, перезагрузите, выкорчуйте даже зачатки воспоминаний, потому что это невыносимо.

Мгновение. Кажется, я просто моргнула, а Кирсанов уже сминает мое запястье с такой силой, что я вынуждена разжать кулак. Нож с пластиковым звуком падает на пол, а я сжимаюсь, закрыв глаза, и жду неминуемой боли. Возмездия за все, что натворила.

Правильно говорят, что ожидание смерти, хуже самой смерти. Секунды текут так медленно, что это сводит с ума. Я задыхаюсь, проваливаюсь в пропасть. То место, где его ладонь сдавливает мою руку, полыхает неистовым пламенем. По венам пульсирует чистая боль и отрава.

— Проваливай, — Кирсанов отталкивает меня. Так резко, что я едва удерживаю равновесие. Хватаюсь за спинку высокого стула, чтобы не упасть, — Меня тошнит от одной мысли о том, чтобы к тебе снова прикоснуться. Смотрю на тебя и выворачивает наизнанку оттого, каким идиотом был.

Я поднимаю на него измученный взгляд. Не идиотом…ты просто верил мне.

— Пошла вон! — срывается Макс.

И я сбегаю. Несусь так, словно за мной черти мчатся, и ворвавшись в свой закуток без сил падаю на кровать.

Глава 5

Макс

Как сложно все…

Как, вашу мать, все сложно!

Я не знаю, что с ней делать!

Пока искал, ловил – думал, о том, как насажу голову на пику и выставлю посреди двора, чтобы по утрам любоваться. И вот она передо мной. Мелкая, испуганная в моем халате и с покрасневшими от холода пальцами на ногах, и единственное мое желание – это схватить ее за плечи, трясти и орать: какого хера ты наделала? Я же весь мир был готов тебе отдать, все к ногам бросить, а ты…

Смотрит, а у меня кишки в узел от этого взгляда сворачиваются. И в груди, сразу за гребаными ребрами так дробит, что легкие не справляются.

Ненавижу ее до судорог. До красных всполохов перед глазами и зубовного скрежета. Ненавижу, но забыть не могу. От тоски, безысходности, от того что все похерили, хочется волком выть и на стены бросаться.

Но что самое страшное, глядя на то, как переступает с ноги на ногу, судорожно сминая ткань на груди, понимаю, что до сих пор люблю ее. Но это не та любовь, которой можно гордиться. Она злая, измученная, ощерившаяся острыми иглами и жаждущая крови.

Я хочу причинить ей боль. Столько же, сколько испытал сам, когда узнал правду. Даже больше. В десятки…в сотни раз больше! И не могу. Потому что это ОНА. Хуже, чем болезнь, смертельнее, чем отрава.

Я вижу неприкрытый страх в широко-распахнутых глазах. Зараза боится меня, знает, что за все содеянное я могу ее вздернуть на первом же попавшемся суку. Имею полное право. Понимает, не глупая.

— Сука, — тру висок.

Месяц потребовался на то, чтобы полностью придти в себя, но у меня все еще иногда болит голова. То монотонные удары, то гул, то просто сдавливает. А еще я хреново сплю. То не добудишься, то просыпаюсь посреди ночи и, как сова, пялюсь в потолок. Спасибо бывшей жене.

Думал, что станет легче, когда поймаю ее? Как бы не так!

Хуже стало. К головной боли добавилась нестерпимая боль внутри. Без четкого места и привязки. Просто болело, ныло, вытягивало все силы.

Я не могу смотреть на нее, не могу спокойно дышать, зная, что она в этом же доме, за несколькими стенами. Ничего не могу. Мои внутренние демоны все еще жаждут кровавой расправы, но я устал. И я сейчас не про физическую усталость. Про другое, глубинное, про то, что выматывает своей безнадежностью и мраком.

Я плюхаюсь на кресло, прикрыв глаза одной рукой. Сдохнуть хочется. Или напиться, до блевоты и потери памяти. Чтобы ни одной мысли в башке не осталось.

Надо было отдать ее полиции и дело с концом. Накатать сразу заяву, вывалить им все, что узнал, и пусть бы сами разбирались. Сажали бы, отпускали…

А я не смог. Не отдал ее им, хотя имел полное право. Ну не дебил ли?

Лезу в карман джинсов и вытягиваю оттуда телефон. Там, в папке «Файлы» хранятся фотографии, которые давным-давно надо было снести. Уничтожить, как класс. Но я оставил. И словно конченный мазохист листал их каждый день перед сном.