Шрифт:
Когда попросил разблокировать – она отказала. Это была моя последняя сорванная пломба и последняя же капля.
Только после нее еще капало. И капало. И капало. И то самое заветное: «достаточно» ни она, ни я не сказали. Почему?
Свой ответ я знаю. Ее, подозреваю, тоже.
Бумеранг прилетел ко мне жестко. Слишком легкое прощение за другую жестокую игру вылилось в нехуевый квест.
Сейчас я могу проверить всё излитое Юлей ночью самостоятельно, но не проверяю.
Я пока не очень понимаю как работает доверие после того, как доверие предали. Что там практика Вышки говорит, судья Тарнавский? Или нет еще такой практики?
Закрываю глаза и переключаюсь на горький-горький кофе.
Вопросов много. Ответ на все один: да или нет. И он не лежит в пределах рацио.
Чувство такое, что вишу на ебаном волоске. И все так же не знаю: разрезать или карабкаться. Делать, блять, что?
Ключи в вазе. Она в спальне. Между нами всё по пизде.
В голове – две реальности. Ту, которую видел я, и ту, которую показала она.
Только вместе облегчения — давящая ответственность. Сложности осмысления. Внутренняя борьба.
Меня правда нешуточно ебет, что я связался со студенткой. Это со всех сторон сложно. И то, насколько легко нам с ней было поначалу, тоже прягло.
Я себя святым не делаю. Ждал подвоха. Ждал-ждал-ждал… И, возможно, сам спровоцировал.
Я даже знаю, чем. Я даже знаю, где. Желание большей публичности наших отношений – не грех. Оно ожидаемо. Я его понимаю.
Только и она согласилась на те самые отношения, зная, что поначалу будет вот так. Поначалу, блять. Не потому, что я такой тормоз, а потому, что так, сука, складывается. Могу ли я ей это предъявить? Нет. Надеялся ли на безоговорочное понимание? Да. Несомненно.
Обидел ли? Конечно. Уверен, и не раз. Наслоилось. Накрутилось. Взорвалось. Четко, как когда-то у меня.
Я ставлю кофе на каменную столешницу и снова смотрю вдаль на журнальный стол.
Она заставила меня заново прожить то, что однажды я уже проживал. Внимание телефону. Улыбки не мне. Рассеянность. Подруги с ночевками. Семейные планы. Дутые губы. Взмахи ресниц. Ложь-ложь-ложь.
Это все было настолько достоверно, что теперь переповерить до ужаса сложно. Опыт накладывается. Только даже опыт не заставил меня обрубить с ней раньше.
Почему – она не поняла.
Снова шорохи сбоку, но на сей раз реальные. Я оглядываюсь и жду, когда появится в дверном проеме.
На самом деле, Юля уже давно должна была проснуться, но то ли алкоголь, то ли слезы, то ли стресс сморили сильнее, чем сама планировала. А может было тупо страшно. Я ее понимаю.
Мне тоже.
Слежу за ее приближением и чувствую, как ускоряется сердце. Оно дурное. Оно всегда на нее реагирует. Это оно пообещало, что будет с ней до конца. Всё чаще кажется, до моего.
Юля заходит на кухню осторожным шагом. Я удивлен, что не на носочках. Это очень контрастирует с тем, как вела себя вчера вечером и очень сочетается с тем, как исповедовалась.
Остановившись, смотрит мельком. Дальше – взгляд в пол.
А я оторвать не могу. В моих глазах – то ли двоится, то ли троится… Она такая, блять, разная.
Такая же, как я. Когда обижена – слепая и жестокая. Только слишком ранимая, чтобы довести до конца.
– Доброе… Утро… – Она здоровается хрипло и прерывисто. Я на какое-то время в принципе забываю, как производится человеческая речь.
Впиваюсь и впитываю. Ненавижу это платье. Зря она его снова надела. Там футболок дохуя. Вещи ее. Зачем.
В висках отчетливо бьется пульс. Он не ускорен. Просто сильно.
– Доброе, Юля.
С Кристиной у нас ни ночи такой быть не могло. Ни утра. С Юлей… Я замер. Да, всё еще на волоске.
Она поднимает глаза и непроизвольно трет запястья. Я смотрю на них.
Сам же вижу оставленные собой синяки. И на бедрах такие же. И засосы на шее, на груди.
Вчера все это доставляло извращенное удовольствие. Мы с ней не любовью занимались, а дрались. Соревновались. Она меня размазывала. Я ее – в ответ.
Сегодня эта ночь выглядит черной дырой. Не знаю, так ли с ней, но меня в эту черноту до сих пор засасывает. Не хочу.
Встряхиваю головой. У нее глаза расширяются. Делает шажок назад. Увожу взгляд и подхожу к кофемашине.
– Садись, я кофе сделаю.
Бросаю «предложение» через плечо.
Поколебавшись, она обходит остров и садится напротив моей чашки. Пальцы сплетает в замок. Смотрит в одну точку. Спина ровная. Напряжена. Моргает еще реже, чем моргаю я.
Не уверен, что даже гул и треск слышит.