Что вы стали делать после того, как ушли из театра в тот вечер, сразу как попрощались со мной. То, что я когда-то считала кучей улик против Омара, быстро превратилось в кучу хлама.

(Но опять же: слова его бывшей, ее страх.)

Скандальная новость, которую обсуждали все подряд и не только в интернете. Еще одна женщина сказала свое слово. Президент назвал ее собакой. [57]

Хвосты в подкастах про Риту Хейворт, которые я уже вряд ли смогу подчистить. О том, как ее отец, танцор фламенко, взял ее с собой в турне, когда ей было четыре года, и подвергал физическому и сексуальному насилию, обрекая на ужасные отношения в течение всей жизни. Всю свою карьеру она считала себя танцовщицей — больше, чем просто актрисой, явно больше, чем секс-символом. Когда она грустила, Орсон Уэллс, второй из ее пяти мужей, ставил пластинку с испанской музыкой и оставлял ее одну, чтобы она протанцевалась. Что бывает, когда твое единственное спасение совпадает с тем, от чего ты пытаешься спастись? Вот саундтрек твоей трагедии: танцуй под него.

Мой красивый маневр: вместо того чтобы взять и позвонить Яхаву, я пригласила его принять участие в созвоне с Бритт и Ольхой на уроке в среду. В итоге все ребята сгрудились вокруг моего телефона, лежавшего на столе. Голос Яхава был словно лед в стакане виски, и я чувствовала его через стол, через пол, от самых ног. Он говорил:

— Меня не столько интересует, виновен или невиновен, как бы странно это ни звучало. Меня интересует правовая сторона дела. И вот как я смотрю на это: может, парень и убил ее, но дело сляпали дерьмово.

Бритт лихорадочно печатала на своем лэптопе, несмотря на то что разговор записывался; Ольха изобразил руками радостный танец.

— Я не знаю досконально законодательство Нью-Гемпшира, — продолжал Яхав, — но я могу говорить о таких делах в целом. Единственные доказательства, которые нельзя назвать ужасно косвенными, — это ДНК и признание. И ДНК там совсем чуть. ДНК — штука прихотливая. Несколько лет назад нашли ДНК на джинсах мертвой девушки, потратили кучу денег и в конечном итоге вышли на рабочего тайваньской фабрики, на которой были сшиты джинсы. Пользы ноль. Плюс в 1995 году наука знала о ДНК с гулькин хрен. Тогда набор образцов был гораздо скромнее, так что они в итоге говорят типа: «Совпадение — один к восьми миллионам», а сейчас сказали бы, один к двум тысячам. Это была совершенно новая область.

Мои ученики ухмылялись, отчасти, вероятно, из-за «гулькиного хрена» с таким элегантным акцентом. Я раньше не слышала об этой истории с джинсами. Если все, что показывала ДНК, это что Омар когда-то прикоснулся к этому купальнику, тогда… будь я в числе присяжных, я бы не сочла это исчерпывающим доказательством. Я мысленно поставила еще одну галочку. Жирную галочку.

— Потом у нас имеется признание. Как только речь заходит об обвинении в сбыте наркотиков, у меня сразу ушки на макушке. Потому что вы же понимаете, как они работают: они говорят, что передают тебя федералам по обвинению в сбыте наркотиков, но если ты окажешь им содействие в этом местном расследовании, то, возможно, они сумеют тебя отмазать. Они говорят: «Ты пускал ее в бассейн в тот вечер? Ты должен был видеть ее, иначе как еще там оказалась твоя ДНК?» Ему говорят: «Твое дело плохо, мы взяли тебя на месте преступления плюс за наркотики, у тебя одна надежда — на признание».

Получалось, что он действительно втянулся в это дело. При других обстоятельствах я бы преисполнилась романтическими надеждами, но вместо этого мое сердце колотилось от волнения за Омара. Настоящего Омара, которого я знала, а не того парня на фото арестованного. Настоящего Омара, который столько лет прожил в тюрьме. И если Яхав еще сомневался в его невиновности, это потому, что Яхав не знал о вас.

Он сказал:

— Вы же слышали о таких делах, да? Как людей лишают сна до тех пор, пока они не подпишут что угодно, или как люди верят всякой лжи, что им говорят о доказательствах, о снисхождении или что их отпустят домой. А дальше все только хуже. Настоящее насилие, настоящие пытки. Даже в Америке.

— Это поразительно, — сказала Бритт. — Можем мы типа… Но Яхав уже перешел в режим лектора.

— Через столько лет, — говорил он, — чтобы снова подать апелляцию, мистеру Эвансу в идеале следовало бы учесть две вещи. Одна — это веские доводы о неэффективном содействии адвоката (НСА), показывающие, что он не получил адекватной помощи от своей юридической команды. Они пытались заявить об этом в его апелляции в девяносто девятом, наряду с некоторыми моментами о том, как были представлены доказательства, но доказать НСА невероятно трудно, если только ваш адвокат буквально не спал каждый день в суде. У него был ужасный адвокат, но это не проблема суда.

Бритт как раз в то утро говорила о том, что первый адвокат Омара почти не проводил независимого расследования в кампусе Грэнби. Дядя Омара, брат его покойного отца, неплохо зарабатывал коммерческим пилотом и настоял на том, чтобы оплатить услуги своего друга, известного бостонского адвоката.

Государственные защитники Нью-Гемпшира, по-видимому, превосходны, свободны и знают всех в правовой системе этого как-никак очень маленького штата. Они знают местные традиции и не одеваются на суд как на парад. Но бостонский адвокат — я помнила его по «Выходным данным» — явился в дизайнерском костюме, с густой черной шевелюрой, припарковав возле здания суда свой голубой спортивный родстер. Во время пятинедельного судебного процесса он жил не в Керне, а в получасе езды отсюда, в хорошем отеле в Браттлборо. Все это не нравилось присяжным. Присяжная, у которой брал интервью Лестер Холт, дама с пышными желтыми волосами, называла его «этот щеголь из Бостона». Но что еще важнее: он держался с огромным гонором, сидел почти без всякого участия, почти не возражал против показаний с чужих слов, а затем сделал вид, что шокирован обвинительным приговором.

Яхав сказал:

— Что ж, поскольку та апелляция провалилась, лучший вариант для мистера Эванса теперь — это появление новых улик. Не просто каких-то улик, а таких улик, которые поставили бы все это дело с ног на голову. Новая ДНК, например. И если бы он сумел доказать, что это улики, которые должны были найти его изначальные адвокаты, — если он сможет выдвинуть новое, более обоснованное заявление о неэффективном содействии адвоката, — у него мог бы появиться шанс на новое судебное разбирательство. Это та самая иголка в стоге сена, которую вам нужно найти.