Ну конечно: если это был Омар, это случилось в спортзале. Зачем искать где-то еще?

Поддавшись порыву, я написала сообщение Ольхе. Я говорила с ним и Бритт после того последнего занятия о том, что буду оказывать им поддержку с подкастом, если они его продолжат. Я сказала им, что, если они будут слишком заняты, я, возможно, сделаю что-нибудь сама. «Вот вам нескучная задачка», написала я. Сарай и ложа для прессы все еще стояли, несмотря на то что после упразднения футбола отпала необходимость в дикторах. Я написала: «Я уверена, что там все перекрасили, но вдруг там осталось что-то, способное… сохранить кровь?» Я не просила их играть в криминалистов, просто предложила выяснить, проводился ли обыск в тех местах, и обратиться к инвентарной ведомости, чтобы узнать, когда в последний раз что-то перекрашивали, когда в последний раз меняли ложу.

Затем я проверила свое приложение «Юнайтед», чтобы узнать, перевели ли меня в бизнес-класс. Я не представляла, во что все это выльется.

А затем, в морозную мартовскую среду 2022-го, я вернулась.

Не прямо в кампус, а в Керн, и заселилась в «Кальвин-инн». Керн изменился процентов на двадцать пять с тех пор, как мы наезжали в него по выходным. Исчез один кинотеатр, а «Блокбастер» превратился в кредитный союз. Но «Вкус Азии» остался с той же неоновой вывеской. Бар, где Джефф заказывал нам джин, тоже остался, но сменил название. И большинство магазинчиков на Главной улице пережили пандемию.

Не считая нескольких мотельчиков и автокемпингов, «Кальвин» — единственный отель в городе. Есть еще «Посольский люкс» и пара «ночлегов-и-завтраков» в самом Грэнби, но «Кальвин» — несуразный и обветшалый, построенный в те времена, когда Керн был скорее центром округа, — ближе к зданию суда и, как ни странно, дешевле, возможно из-за нестабильного отопления и необъяснимого обилия комнат.

Кроме того, он с большей готовностью одобряет многократные бессрочные бронирования, особенно в безлиственные месяцы, когда свадьбы не в моде. Я хорошо знала его фасад, опоясывающую веранду с сеткой первого этажа, увенчанного двумя кирпичными этажами, увенчанными, в свою очередь, четвертым этажом с деревянными стенами и мансардными окнами. Но внутри никогда не была.

Команда защиты заложила в бюджет мой перелет из Калифорнии и размещение, но я оплатила все сама. Каждый цент, сэкономленный для защиты, шел в дело — плюс таким образом я могла остаться еще на несколько дней, могла добраться туда с хорошим запасом сил и немного задержаться, просто чтобы быть рядом, даже если я мало что могла сделать. Когда ты свидетель, ты не можешь сидеть в зале суда и не можешь разговаривать с другими свидетелями, по крайней мере не о деле, но ты все равно можешь быть рядом.

Кое-что для вас, мистер Блох: на слушании по ходатайству о пересмотре дела — самой затяжной из всех возможных тяжб — снимается презумпция невиновности. На стороне защиты лежит обязанность доказать, что новые доказательства достаточно убедительны, чтобы поставить под серьезное сомнение обоснованность первоначального вердикта — другими словами, доказать, что ни один разумный суд присяжных не вынесет теперь обвинительного приговора. По этой причине защита выступает первой.

В идеале мы стремимся к тому, чтобы судья отменил обвинительный приговор, но это не означало бы, что Омар выйдет на свободу; это означало бы возвращение к исходной точке, как если бы он только недавно был арестован по подозрению в убийстве Талии. Если штат после этого не прекратит дело, это будет означать новый судебный процесс, в ходе которого Омар снова будет невиновен, пока его вина не будет доказана. Такие случаи крайне редки.

Я задержалась на крыльце, оглянувшись на городскую площадь. Вот и здание суда, с двумя отдельными группами людей в разноцветных пальто, поднимающимися по широким ступеням. Всего один новостной фургон плюс гигантский грузовик судебного телевидения, вокруг них ничего не происходит. Я сделала вид, что интересуюсь табличкой у двери (как оказалось, отель был основан в 1762 году и перестроен после пожара), чтобы осмотреть вестибюль. Не считая одной пожилой пары, там было пусто. Я ступила на ковер, который, возможно, когда-то был красным. Он покрывал круто скошенный пол; если бы я убрала руку с ручки чемодана, пока ждала у стойки регистрации, он мог бы укатиться.

В телефоне у меня было стопицот сообщений.

Фрэн написала «Добро пожаловать» с перевернутым смайликом. Я выслала ей фото своей физиономии: растрепанные в самолете волосы, очки вместо линз, тканевая маска с мелкими папоротниками — уже пару недель как необязательная, но дающая мне, помимо защиты от бактерий, приятную анонимность. Я написала: «Моя хитрая маскировка». Как бы я ни планировала оставаться за рамками подкаста, у меня не всегда это получалось.

Лео, которому уже одиннадцать, спрашивал, не забыла ли я купить батарейки для его дрона и если не забыла, то где они.

Ольха написал: «Ваш самолет приземлился? Добро пожаловать в Керн Вегас!» (Я ответила: «Ага, но помни, нам вообще-то не положено переписываться!») Технически Ольха был представителем прессы, и было бы нехорошо, если бы я общалась с ним. Бритт между тем была еще и свидетелем защиты и не могла разговаривать об этом деле ни с кем из нас.

Джефф Ричлер, которого не вызывали в суд, думал о том, чтобы прилететь: «Ты уже там? И другие там? Это больше напоминает „БОЛЬШОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ“ [63] или вторую часть „ОНО“» Я отправила ему клоуна и шарик. Он написал: «Я это сделаю. Я могу устроить себе удлиненные выходные».