Впрочем, глазами человека XXI века и, тем более занимавшего такое положение как я, всё довольно скромненько…

Если не сказать убогенько. Почему то всё выкрашено белым, как в больнице. Метраж двухкомнатной квартиры совершенно не впечатляет – всего около 70 квадратных метра. При высоких, украшенных нелепой лепниной потолках, это выглядело несколько уродливо. Кухня и санузел же, уступают по площади даже позднесоветской панельной «хрущёбе».

Был бы я ярым антисоветчиком, я бы сказал вслух:

– «Совок», он и есть «совок». Даже на высшем уровне.

Но я так не скажу.

***

Быстренько-оперативненько предприняли меры безопасности.

Естественно, на входе в квартиру «корреспондента баварской газеты» хорошенько обыщут, чтоб не пронёс с собой ничего режущего, колющего и тем более стреляющего.

Иль не приведи Маркс взрывающегося.

«Интервью» будет даваться в кабине Косынкина, откуда будут вынесены все предметы – которыми можно бить человека по голове, с целью нанести несовместимые с жизнью травмы. Даже убрали с подоконников горшки с цветами. И где я буду сидеть в кресле за массивным письменным столом, а Курт Шмидт на кресле напротив. Переводчик разместиться справа от «корреспондента», генерал Косынкин – слева…

Впрочем оба на достаточно удалённом расстоянии, чтоб их нельзя было достать рукой от стола.

За спиной германца расположатся двое «прикреплённых» с «Кольтами» наготове, третий также в полной боевой готовности, будет стоять у двери.

Парадный и «чёрный» выхода из квартиры, а так же само здание, тоже будут контролироваться людьми Косынкина.

Только последний оглядев внимательным взглядом комнату, шумно выдохнул и вымолвил:

– Вроде всё готово…

Как раздался звонок телефона. Подняв трубку, приложив на некотором расстоянии к уху и выслушав, генерал последний почему-то шёпотом сообщил:

– Приехали.

Поправив на коленях «раскладывающийся чемоданчик телохранителя» - на чём настоял мой главный охранник, сняв с предохранителя «Коровина» - что с загнанным в ствол патроном лежал в открытом ящике стола и тяжело вздохнув, сказал:

– Вводите.

В груди тревожно застучало, во рту пересохло, в голове тревожные мысли. Моё волнение понятно и легко объяснимо:

Возможно, здесь и прямо сейчас будут решаться судьбы не только двух стран, но и всего мира.

Глава 25. Интервью о намерениях.

Генерал-лейтенант Н.Д. Скорняков (до войны - резидент военной разведки под прикрытием должности помощника военного атташе по авиации при посольстве СССР в Берлине, псевдоним «Метеор»):

«Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо — хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку… Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем.

Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, «унтерменьшем» (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции…».

Звук открываемой двери, и:

– Guten Tag, Herr Stalin!

Смотрит прямо в лицо, улыбается… Но руку не протягивает, что вполне понятно. Первым, это должен был сделать я - хозяин кабинета, кроме того – человек, обладающий более высоким статусом.

Но я руки не подам, ибо мало ли что…

Вдруг она намазана какой-нибудь вредной для здоровья гадостью?

От паранойи ещё никто из известных мне правителей не умирал, а вот от яда…

Как бы, не каждый второй.

Как ни странно, с его появлением я успокоился, колотивший мандраж прошёл. Впрочем, у меня всегда так.

Не отрывая тощей сталинской задницы от кресла, киваю на кресло напротив:

– Здравствуйте, господин Шмидт. Присаживайтесь, пожалуйста и, устраивайтесь поудобнее.

Пока «взятый на прокат» переводчик сбиваясь и заикаясь переводил, внимательно изучаю его взглядом. Как и он меня, впрочем.

Курт Шмидт оказался моим ровесником - мужчиной лет шестидесяти, возможно лет на пять старше или младше, хорошо сложённым, с заметной военной выправкой. Державшимся уверенно и даже отчасти спесиво, хотя тщательно пытавшимся это скрыть.

Лицом посланник адмирала Канариса был похож…

На адмирала Канариса.

Если судить по имеющейся в моём «Послезнание» одной-единственной чёрно-белой фотографии главы «Абвера».