Йенс нахмурился, сожалея.

– Значит, на тебя это её оставили здесь? – резко сменил он тему.

– Гораздо безопаснее и проще оставить старшего ребенка с младшим, чем рисковать хотя бы одним из них вместо себя. Видимо, так полагают мои родители. – Она побелела, вспомнив опять. – Полагали…

Егерь тут же напрягся, улавливая всю патовость акцента, ей сделанного. Но понапрасну. Девчушка попалась на удивление сильная. Собрала всю волю в кулак, выдохнула и перевела взгляд обратно на вервольфа.

– Вот так… – Она закивала, поджимая жалобно губы. – Ну… Свою часть договора ты выполнил, значит. Подожди здесь, я вынесу тебе еды. Как и обещала.

Йенс, что ему несвойственно, впал в ступор. Стал размышлять туго. Мычал, как бык. Дожидаться от него вразумительного ответа девчушка не стала и просто спустилась вниз. Вервольф поджал губы, покачал головой, потоптался на месте, как вдруг сорвался и стал ходить от одного края проема к другому, как неприкаянный.

Разум его осаждали самые разные мысли. Главным образом, насчет истории, к которой он ненароком приобщился. Хотел бы он обойти эту деревушку стороной. Да поздно. В себе и своем пути Йенс был уверен целиком и полностью – за неимением цели как таковой. Но что касается этих двух девочек…

Без родителей. Без какой-либо подмоги. Одни-одинешеньки, долго ли протянут?

«Центиман съел тех двоих в течение часа. Может, двух».

Этот проклятый пик, не ведавший летнего тепла! Йенс не мог поступить там иначе. И дело не в том, что погиб бы сам, а потому что все переменные сыграли против.

Но здесь… Здесь ведь всё по-другому!

Ведь может же егерь на сей раз поступить правильно. Только зачем? Чтобы две души в Поломанном Мире продержались чуточку дольше? Стоит ли игра свеч?

«Если бы люди в своих делах полагались только на здравый смысл, мы бы никогда не построили цивилизацию», – понимал Крёгер.

Оборотень и сам уставился в никуда. Там, в пустоте, его взору предстали две чаши весов. На одной – вольный, одинокий путь в никуда; совершенно бесцельный, едва ли нужный ему, отвыкшему от свободы, которая стала больше бременем. А на другой – героизм ради героизма, чтобы хоть как-то уравновесить перед собой и горой Мидал совершенные за жизнь прегрешения, коих немало.

«По большому счету, мне ли выбирать?»

Зачастую человек не ведает, что творит. Не контролирует себя в те моменты, когда его судьба, начертанная кем бы то ни было, предрешена. Так и складывается жизнь индивида: линии могут быть кривы, хаотичны, но всегда они ведут в точный и конкретный момент, где выбора – настоящего – попросту быть не может.

Кто-то называет это удачей или неудачей. Кто-то – судьбой. Но суть одна.

От экзистенциальных рассуждений о выборе, фактическом и эфемерном, его оторвала возвратившаяся отроковица. Йенс давался диву, ведь она не скупилась на вознаграждение: за спиной волокла целую походную суму самых разных яств.

– Думаю, обиженным ты не уйдешь. Ну… голодным так точно, – усмехнулась она. – Тут тебе и мяса, и сыру, и хлеба сушеного положила. Изюм, инжир, финики. Не знаю, что ты ешь. Дареному коню в зубы не смотрят, правда же?..

Крёгер и сам улыбнулся в ответ. Он кивнул в признательности и напомнил:

– Мы ведь так и не представились друг другу…

– Разве имена теперь что-то значат? – несколько отстраненно озадачилась та.

– Вот именно. Теперь имена точно ничего не значат. Ничьи. Так что называться можно совершенно спокойно.

Девчушка закивала в понимании. Как бы парадоксально ни звучало заявление егеря, она, скорее, соглашалась с ним.

– Соня, – представилась, наконец, выжившая. – Соня и Тоня. Легко запомнить.

– И перепутать, – хмыкнул Йенс незлобиво.

– Это вряд ли, – усомнилась та. Немного замялась, но все-таки подала руку егерю для пожатия. Они скрепили знакомство жестом.

Добрый знак.

Рука у девушки, понятное дело, силой не отличалась. Поэтому егерь жал ее предельно расслабленно, чтобы ненароком не сломать.

– Йенс, – назвался оборотень в ответ.

– Будем знакомы, – резюмировала Соня. – Ну так что, мы в расчете?

– Мы-то – да, – кивнул Крёгер. – Что планируешь делать дальше?

– Спроси чего попроще, м… Йенс, – вовремя поправила себя выжившая.

Она еще несколько раз тихо повторила его имя, пытаясь сообразить, как его правильно произносить. По-лурски звучало элементарно, однако у илантов с этим возникали проблемы на ровном месте.

– И все-таки, – настаивал егерь.

Соня лишь всплеснула руками.