Вся комната пропиталась хозяином – его резким потом. В пыльном полу местами виднелись потерянные чёрные, крючковатые волосы.

Источником света служил масляный фонарь, с которым сторож бродил по оставленному имению до того. Он стоял на столе, чем привлёк внимание Альдреда к рваному куску пергамента рядом с ним.

Вопрос о том, нарочно смотритель оставил адресованное ему письмо там или нет, оставался открытым. Голова лишь окунулась в вязкий сумбур.

У Альдреда взыграло любопытство: ему захотелось прочесть, что там написано. Быть может, хоть так удастся пролить свет на личность бородатого дворецкого. Узнать, ждать ли возвращения сюда Барбинов, и если да, то как скоро.

Глаза Флэя опустились на первую строку. Огонёк в фонаре подрагивал, оттеняя буквы и оттого будто делая их жирнее, чем на самом деле.

«Мой верный Гоффредо!

Тебе неоткуда узнать новости большого мира, кроме как из моего послания. До меня дошли слухи, что в Саргузах бушует некая диковинная болезнь. От неё люди гибнут сотнями. А скоро счёт пойдёт на тысячи.

Сейчас, когда войска короля Теаполя стоят в ста пятидесяти верстах от моих владений, только этого не хватает. Мы и так не успеваем.

Что ж, не видать мне покоя. Народ в ужасе, и кто, как не я, должен быть рядом с ним в столь тёмный час. В противном случае, лишь Свету с Тьмой известно, чего нам ожидать, если ситуация выйдет из-под контроля.

С грустью сообщаю тебе, что я вынужден покинуть имение. Со мной уедут и мои сыновья, и вся челядь. Таким образом, дом полностью остаётся на тебя, как и всегда. Никто другой не сможет справиться с возложенной задачей лучше, нежели ты: лучшего сторожа для моего убежища от мирской суеты не сыскать.

Только ты знаешь, как правильно ухаживать за садом и лесом. Ты один никогда, ни под какими пытками не выдашь секреты этого дома, а ведь знаешь больше, чем даже мой наследник.

Недаром я удостоил тебя называться моим доверенным лицом.

Я не смею обнадёживать тебя оценочными суждениями. Мне неизвестно, как скоро удастся разрешить неурядицу с болезнью.

Но как и всегда, я, с помощью Противоположностей, вернусь назад.

Освальдо Барбин, первый своего имени,

Герцог Ларданский»

Более-менее всё вставало на свои места.

«Вот оно как. Сторож один – и это радует. Похоже, когда феодал покидал свой загородный дом, ещё был уверен, что сможет как-то побороться с мором. Быстро же бравада сошла на нет», – призадумался Альдред, опустив голову.

Касаемо письма, чертовщина скрывалась в деталях: местами было не понять, что именно владыка Ларданский имел ввиду. Это ещё предстояло установить, если представится возможным. Многие тревожные строки здесь и сейчас не имели значения.

Что до «Гоффредо», то касаемо его положения здесь Альдред угадал.

«Очень жаль».

Ключник, садовник, уборщик и просто цепная собака, верная хозяину до мозга кости…

Ни с того, ни с сего Альдред весь изогнулся. Голову задрал кверху, пробираемый эфиром. На него снизошёл отрывистый хрономираж.

Стоны и крики людей в неволе. Удар топора, порождающий хруст костей. Треск очага. В котелке бурлит кипящее варево. Эта вонь…

Точно такая же стояла в кухне.

Уж не двуногие ли звери послужили мясной основой капустному супу?..

Внезапно последняя капелька масла в фонаре израсходовалась, и язычок пламени на кончике фитиля погас. Стало темно, как и везде.

Одновременно с этим сквозь толщу размышлений краем уха Альдред услышал предательский скрип позади: старые половицы выдали приближение грузного тела.

Всё внутри нарушителя сжалось. Однако ни единый волосок на его голове не дрогнул: он не смел подать вида, что заметил сторожа.

От этого напрямую зависела жизнь Альдреда. Руки он держал на столе – смотритель не мог их увидеть. Хорошо.

Пальцы незаметно скользнули в сумку, сцепились на бутылочном горлышке.

Альдред прислушался.

Бородач всячески пытался не выдать своё присутствие. Но это было невозможно, если он хотел умертвить незваного гостя.

С собой он тащил некий увесистый предмет: кувалду или скорее топор.

Ему нужен был один точный удар, чтобы обезвредить нарушителя. Один широкий замах.

Флэй подстерег момент, когда услышал, как лезвие всё-таки топора впервые разрезало воздух. Именно тогда он резко развернулся, вынимая бутылку.