И впредь было не разобрать, кому какие скелеты принадлежат.

Ещё до того, как последних инквизиторов Города впустили на территорию герцогской твердыни, подопечные Малатесты не постеснялись еле слышно выразить своё замешательство.

Их надежды на покой в неприступном оплоте власти рухнули в тот же миг, однако в сущности некуда им больше было пойти.

Только в пасть к дракону.

Или обратно в саргузский кошмар, где и оборвалась бы их жизнь.

Замолкли мечи Противоположностей лишь тогда, когда неподъёмные, титанические врата Вальперги пришли в движение, негласно приглашая их, что удивительно, внутрь.

Сам же отец Энрико хранил молчание – что тогда, что сейчас, на ковре у Человека в высоком замке. Как бы ни было тяжело осознавать: его преданный подчиненный, брат Армандо, пал жертвой не то герцогской прихоти, не то чисто человеческого страха.

И всё же, не повод роптать. Верховный Персекутор не питал иллюзий, быстро расставив точки над “i”. Просто сделал для себя неутешительные выводы.

Вдвойне неутешительные потому, что его идея-фикс и главное дело Священной Инквизиции в одночасье накрылись медным тазом. Именно так считал Энрико Малатеста.

«У людей Армандо были все шансы спастись. Но… Святый Хроза! Стрелки герцога ждали приказа, я не сомневаюсь. Их господин же и ухом не повёл. Лучники пустили залп только тогда, когда от наших бойцов остались рожки да ножки. Проклятье!..

В глазах Барбина мы – не больше, чем разменная монета. А Священная Инквизиция была ему нужна постольку-поскольку. Договор с ним обстоял предельно чётко: воины Противоположностей выполнят своё обязательство и устранят апостатов, он же, в свою очередь, возьмёт нас под своё крыло. А что на деле?..

Это я сплоховал. Сам. Под давлением обстоятельств я слишком спешил, беспокоился за своих и не удосужился даже подумать, почему он раз за разом вменял мне, что нужно ещё, помимо всего прочего, доставить в Вальпергу как можно больше инквизиторского сплава, заклинаний, фантомной пыли.

Церковный Арсенал – только он представляет ценность для Герцога. Зачем именно наше оружие ему – не так важно. Сам бы он в Саргузы спускаться не стал – больно надо лезть в это зловонное пекло. Нужны были простачки со стороны, которые бы и так за милую душу доставили всё снаряжение в крепость! Результат налицо.

Нас обвели вокруг пальца. Легко и непринуждённо. Странно другое: почему-то мы всё ещё живы. Почему-то нас не спешат списывать со счетов…»

И действительно, прослеживалась неприкрытая разница между тем, как бойцы герцога поступили с людьми Коллеоне, отрядом Кьяры и группой Верховного.

Последним, по крайней мере, дали пройти под главной аркой Вальперги. Другое дело, приём псов Инквизиции не отличался радушием.

Хлебом-солью воинов Света и Тьмы встречать и не думали. В них видели не героев религиозного конфликта. Не эталон праведности гармонистов и пример для подражания. Не светочей, которые озаряют своей стойкостью тьму, повисшую над Саргузами.

Лишь угрозу. Просто потому, что четверка ревнителей веры выплыла на берег здоровых людей из моря чумных миазмов, полного хрустальных акул.

Животный страх каплями стекал с наконечников болтов: напротив мечей Противоположностей выстроилось порядка тридцати стрелков с тяжёлыми арбалетами, со стен выглядывали лучники, также державшие стрелы наготове.

Одно неверное движение, и средь бела дня польётся стальной дождь.

Ни одному из четырех выживших такое обращение не пришлось по душе. Однако и сделать что-либо супротив они не могли. Кьяра и “Медуза” подевались куда-то – не докричаться.

Даже просто вякнуть невпопад было бы чреватым. В глубине души каждый из них понимал: ничего лучше ждать не придётся, как бы в итоге ни вышло.

Даже сорвиголова из Орши был вынужден охладить свой пыл и не дёргаться.

Только Малатеста оставался в состоянии что-либо противопоставить своре боязливой замковой солдатни.

Но он отдавал себе отчёт: это не то, с чего стоит начинать выстраивание переговоров.

Просто встал, как вкопанный, понимая: они в западне. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

К нежданно-негаданным беженцам из Мёртвого Города вышел капитан местной гвардии, представлявший герцога. Принюхавшись к пришельцам, он поморщил нос в отвращении: воняли они точь-в-точь как сама погибель. Или же сточная канава – всё одно.

Однако это не тот душный серный запах, который приписывали чумным больным, и уж тем более – не кисло-солёный, что разносила моровая саранча.

И тем не менее, доверенное лицо Барбина властным тоном приказал инквизиторам побросать оружие.

Даже когда инквизиторский сплав и химерит с лязгом упали на каменные плиты, капитану гвардии было мало того, чтобы убедиться в отсутствии опасности.