Нам неизвестна цель пребывания Иисуса в пустыне, а в синоптических Евангелиях [687] слишком много несоответствий и расхождений, чтобы сделать какой-то вывод. Например, в Евангелии от Матфея говорится о том, что попытка искушения Иисуса имела место по окончании поста, в то время как в Евангелиях от Марка и от Луки указывается, что Иисус подвергался искушению во время поста. А в Евангелии от Иоанна об искушении вообще нет ни строчки. И только Евангелия от Матфея и от Луки описывают тройственный характер искушения, в то время как в Евангелии от Марка о нем даже не упоминается. Вот так-то.

Однако напрашиваются сразу три вопроса.

Во-первых, Иисуса подвергает испытанию дух и, очевидно, не простой, а Святой. И это был все тот же Божественный дух, который в сокращенном варианте Евангелия от Марка (1; 1—12) принимает обличье голубки и опускается на плечи Иисуса в момент крещения и советует отправиться в пустыню. Как мы видим, искушение Иисуса удивительным образом напоминает испытание Иова; можно даже сказать, что Бог при участии Святого духа устроил испытание собственному сыну, хотя божество ни в коем случае нельзя подвергать испытанию, о чем и напомнил Богу сам Иисус. Дело в том, что Всевышний как будто сомневался в своем божественном происхождении или же не совсем был уверен в том, что принадлежность к небесной рати убережет сына от искушения.

Во-вторых, Сатана оказался тугодумом: ведь ему было известно о божественном происхождении Иисуса, однако это не остановило дьявола в попытке ввести в искушение Сына Божьего; Сатана упрямо твердил одно и то же, как будто был не способен найти другие, более убедительные доводы. Таким образом, перед нами Противник, который вполне мог сойти за круглого идиота.

В-третьих, ученики Иисуса видели подтверждение божественности Учителя в творимых им чудесах. Похоже, что и дьявол не сомневался в этом, но, тем не менее, Иисус отказался проделать что-нибудь диковинное хотя бы для того, чтобы избавиться от назойливых предложений искусителя. Его отказ кажется еще более немотивированным, если вспомнить, что при других обстоятельствах Иисус, не колеблясь, пользовался своей чудодейственной силой в борьбе против того же Сатаны.

Итак, мы чуть было не согласились с тем, что весь рассказ о тройном искушении в пустыне, показавшийся нам весьма запутанным, придуман только для того, чтобы представить Сатану злейшим врагом Бога.

Впрочем, современные ученые не верят в этот рассказ. «Диалог между Иисусом и дьяволом отражает дискуссию последователей раввинского учения», — полагает Бультман (Rudolf Bultmann). «Подобный спор по трем пунктам, где ответом на каждый вопрос служит цитата из Священного писания, встречается во многих раввинских текстах. В одном из них, например, раввин вступил в диалог с князем тьмы, в другом, — продолжает Бультман, — изложена еврейская легенда об Аврааме, где «дьявол, чтобы спасти Нимврода от адского пекла, потребовал его душу». И что еще нужно доказать? «Что, несмотря на свой человеческий облик, спустившийся на землю Иисус был столь долгожданным мессией? [688] Тогда как же быть с искушениями, которые никак не вписывались в задачи, которые должен был решать Спасатель?» [689] В конце концов, нам трудно судить о том, был ли рассказ о словесном поединке с Сатаной только «мифом, аналогичным легенде о схватке Мардука с Драконом», — заявляет Бультман. Другими словами, не заимствован ли этот рассказ из мифологии Месопотамии?

Таким образом, можно сделать вывод, что рассказ навеян чужеземным мифом. Более того, тема искушения не почерпнута из боговдохновенных текстов, хотя и не стоит сбрасывать со счетов влияние эссенов.

Вплоть до тридцатых годов XX века, когда были опубликованы немногочисленные статьи об еврейских рукописях Мертвого моря, предоставивших нам наиболее полные сведения об эссенах, считалось, что христианство началось с Иисуса. Затем взгляды изменились вследствие заметного сходства учения Иисуса с религией эссенов и более внимательного изучения деятельности Иоанна Крестителя (Иоанна Предтечи [690] ) — общепризнанного проповедника идей эссенов. Так, благодаря крещению, восторжествовала справедливость.

Вначале Иисус — что, впрочем, до сих пор еще не доказано — исповедовал учение кумранских отшельников, обосновавшихся на берегах Мертвого моря, но затем пошел своим путем. Как нам уже известно из предыдущей главы, в вероучении эссенов материализовалось влияние мифологии Месопотамии на поздний иудаизм. К тому же часть религиозной общины эссенов обосновалась в Месопотамии, а христианская община эльсезаитов объединила последователей Иоанна Предтечи. Следует заметить, что именно из вероучения эссенов, а не из ветхозаветного иудаизма, дьявол не без помощи последователей Иисуса перекочевал в христианство. Евангелия — и не только четыре канонических писания — позаимствовали основополагающую концепцию эссенизма, согласно которой рано или поздно с дьяволом будет покончено, что приблизит конец Света или апокалипсис, после чего грядет царство небесное.

Итак, Иисус боролся с Сатаной, Вельзевулом, Азазелем независимо от того, под каким именем скрывалась нечистая сила. Иисус только и делал, что излечивал людей от одержимости «бесами», приспешниками Сатаны [691] , и своим ученикам он завещал ни в коем случае не сворачивать с проторенного им пути: «Наступит день, когда многие скажут: «Учитель, разве твои слова не оказались пророческими и разве не от твоего имени мы изгоняли демонов...?» [692] Во всех Евангелиях приводится такое огромное число примеров излечения от одержимости бесами, что невольно напрашивается вопрос: неужели в Палестине жило столько блаженных? «Когда наступил вечер, ему привели толпу одержимых нечистой силой; и он изгнал демонов словом...» [693]

В Евангелиях болезнь обостряется и принимает острую форму. Так, вселившийся в Кафанаума [694] бес, завидев издали Иисуса, принимается вопить истошным криком, услышав заклинания, и, прежде чем покинуть тело несчастного, валит его на землю. То же происходило и с сыном Чезаре де Филиппа, с детства одержимого нечистым духом, который заставлял его с пеной у рта кататься в конвульсиях по земле [695] . В Евангелии от Марка этот рассказ выглядит еще более впечатляющим: одержимый Кафарнаум бродил по кладбищам, где его не раз пытались поймать. Несчастный страдал синдромом членовредительства, ибо бил себя камнем [696] . Завидев Иисуса, он бросился к нему навстречу и упал перед ним на колени с криком: «Что тебе от меня нужно, Сын всемогущего Бога?» Евангелие от Марка толкует эти слова как тревогу вселившегося в человека дьявола, что совсем не было типично для Сатаны. Так впервые упоминается клинический случай истерии, открытый в конце XIX века Клерамбо и Шарко, после того как на протяжении долгих веков десятки тысяч людей, девяносто процентов которых составляли женщины, были сожжены на костре за колдовство.