— Куда? Я сама!

— Ника Павловна, дайте я. Вдруг там опасно.

— С ума сошёл?

Правая рука Петренко застыла на кармане с пистолетом, лицо было серьёзным, словно они прибежали не за помощью к другу, а собрались накрыть уголовную малину, вломившись в комнату и захватив всех врасплох.

— А если там…

— Ну чего там? Ты, Петренко, хоть соображай немного. Тебя что, твой Бублик не учил, что из пушки по всем палить не надо?

— Ника Павловна…

— Да пусти, придурок! На шухере вон постой лучше.

И она, оттеснив Петренко плечом и забыв, что собиралась постучать, со всей силы толкнула дверь, которая оказалась незапертой, не задумываясь, шагнула в комнату и тут же в растерянности застыла на пороге.

На кровати были двое, и то, чем эти двое занимались, не вызывало никаких сомнений. Лиц Ника не видела — только узкую спину девушки, тёмные, почти чёрные волосы, струящиеся мягкой волной, и мужские руки, обхватившие тонкую смуглую талию.

Девушка обернулась и взвизгнула, инстинктивно закрыла ладонью грудь, а парень, чуть приподнявшись на локтях и высунувшись из-за спины своей подруги, сдавленно выдохнул:

— Ты?

От знакомого голоса Ника очнулась, её бросило в жар, и застрявшие в горле слова бестолково выкатились одно за другим.

— Извини, Стёпа… я… надо поговорить…

И она вылетела из комнаты, чувствуя себя так, словно, это не она, а её застукали голой.

— Ника Павловна, что там? Что случилось, Ника Павловна? — голос Петренко звучал как сквозь вату.

Ника с силой вжалась лопатками в стену, в голове набатом стучала мысль: «господи, ну что я за дура, что за дура…» и следом «всё-таки это его комната, Стёпкина»…

Перед глазами всё ещё стояла только что увиденная картина, испуганное лицо Гули — Ника не могла сказать точно, но ей казалось, что это была Гуля, — ошалевший Стёпка, кровать со сползшим на пол одеялом, но сквозь эту картину уже проступало встревоженное лицо Петренко, детские круглые глаза, в которых колыхалось удивление и беспокойство. От этого Нике стало ещё хуже, ещё гадливее. Чувство стыда смешалось со злостью, и она раздражённо выпалила:

— Ну чего уставился?

— Я, Ника Павловна… Давайте я там… Вас обидели, Ника Павловна?

— Да стой ты, идиот! — Ника едва успела схватить парня за рукав рубашки, поняв, что тот собирается повторить её маневр. — Ничего там нет. Сейчас… погоди…

Стёпка выскочил в коридор буквально через пару минут, на ходу застёгивая штаны. Такой же красный и растерянный, как и сама Ника.

— Ника, что-то случилось? — в Никины глаза он смотреть избегал, смущённо пялился куда-то в сторону. Наспех натянутая футболка задралась с одного боку, Стёпка, заметив это, поспешно одёрнул её и глухо повторил, по-прежнему не глядя на Нику. — Что-то случилось, да?

— Извини, Стёп, — пробормотала она. — Я… не знала, что…

— Да я сам… чёрт…

Стёпка осёкся. Дурацкая ситуация, в которую они оба попали, мешала говорить. Им казалось, что они всё выяснили ещё день назад, поняли и обо всём договорились, но они не учли одного — того, что жизнь вот так столкнёт их лбами и будет, посмеиваясь, наблюдать за их неловкими потугами оправдаться друг перед другом.

Неизвестно, сколько бы ещё они так мялись, если б им на помощь не пришёл Петренко.

— Главврача арестовали!

Стёпка, который, кажется, только сейчас заметил Никиного телохранителя, ошарашенно уставился на парня.

— Как это арестовали? За что?

— Да мы не знаем, — Ника наконец нашла в себе силы посмотреть на Стёпку. — Никто не знает. Говорят, час назад пришли военные и увели. Мы сами только что про это услышали. А про него, — она кивнула в сторону Петренко. — Уже спрашивали. Сказали, что из приёмной его искали, так что, сам понимаешь…

Стёпка негромко выругался и взъерошил волосы.

— Думаешь, они напали на твой след?

— Похоже на то. Наверно, нас кто-то сдал. В общем, Стёпа, ты можешь связаться с отцом?

— С отцом? Да, конечно. Я попробую. Погодите…

Стёпа нырнул обратно в комнату. Оттуда послышались голоса — он что-то втолковывал Гуле. Ника опять прислонилась к стене, сердце стучало, но уже не так бешено, как несколько минут назад.

Позавчера они со Стёпкой решили, что Гуле он ничего говорить не будет. Ни про Нику, ни про подполье, которое готовило контрпереворот, ни про то, что Стёпкин отец в этом замешан. Дело было не в доверии, вернее, не в его отсутствии, дело было в другом. Просто тогда пришлось бы многое рассказать, и про то, кто такая Ника в том числе, и по сути втянуть эту девушку в опасные игры, в которые они сами волей случая были вовлечены. Нет уж, это было совершенно ни к чему. Пусть лучше думает, что Ника — просто одноклассница. Так всем спокойнее.