— Он разрядился! — попытался я объяснить хоть что-нибудь.

Но Инара не слышала.

— Он исчез, никому не сказав ни слова! Взял вещи и исчез! Куда? Не дождался результатов анализов. Не поверил, что поправится? Может, он исчез с мыслью, что жить ему осталось совсем мало?.. А оказывается, это ты! Ты его унес! Не подумал, что его будут искать? Хорошо, он мальчишка, а ты тебе не пришло в голову сообщить хоть кого-нибудь? Позвонить и сказать, что он жив.

— Инар, зачем было накручивать? Почему с ним должно было что-то случиться?

Я успел сгореть, выбраться из пепла и снова сгореть в жгучем взгляде ее глаз, пока она отвечала.

— Да потому, что его прозвище — Зуб! Он поведал тебе, как получил его? Какую из своих историй? У него есть о том, как он отбивал друга от бультерьера. Или что разгрызал зубом банку и ранил руку. А ты сам не задумывался — откуда у мальчика шрам на запястье? Шрам на всю жизнь. Ибо узнав свою болезнь, он порезал себе вены первым, что попало под руку — амулетом в форме зуба. После этого мне и не разрешают усыновить его — боятся, что я не уследу. А теперь он исчезает! Что еще я должна была думать? Что потеряло еще одного ребенка?

Крик перешел в плач. Инара обессилено опустилась на дорожку. Я присел рядом и положил руку ей на плечо, но она скинула мою ладонь.

— Мне очень жаль. Я не знал о Зубе. И я не знал ребенка.

— Конечно, — она дрожала и задыхалась. — Откуда ты мог знать? Ты ведь в это время наслаждался жизнью в Праге. Строил свое будущее.

О чем она говорит? Я сжал виски, стараясь понять услышанное. Я был в Праге еще студентом — в тот период жизни, когда мы уже расстались.

Людей на крыльце прибавилось. Они не могли слышать наш разговор, но не сводили с нас глаз. Окна прицелились десятками детских взглядов. Наверное, Зуб смотрел.

— Инар, о чем ты? При чем здесь ребенок и Прага?

Черная дыра образовалась внутри, маленькое ничто в скорлупе тоньше, чем у грецкого ореха. Стоит задуматься, превратить звуки в слова, а слова в смыслы, и эта дыра впитает всю твою душу. Не думай, Эдем, не думай…

Инара спрятала лицо в ладонях, силы покидали ее. Она выплеснула последний сгусток злобы, оставив себе только горькую грусть.

— Инаро!

Не думай, Эдем, не думай…

— Инар, это была наша?.. — я так и не смог договорить.

Инара чуть кивнула.

— И ты потеряла ее?

Влага просочилась сквозь ее пальцы. Она сказала так тихо, словно это были не ее слова, а ветер принес чей-то далекий шепот:

— Я сама… Сама…

Скорлупа треснула, обнажив черную дыру, и моя душа исчезла в ней. Без всякого стука, без свиста и звука всасывания — такое происходит в вакууме.

Я был подкошен новостью, мной клонило. Я сразу опьянел от внезапного осознания того, какая жизнь могла у нас быть, представил тысячу моментов, разрушенных одним решением пятнадцать лет назад.

— Как ты могла?

Это было ударом, а не вопросом. Я шел не оглядываясь. Если долго идти, то мысли в конце концов устанут и отстанут. Мысль о том, что у меня мог быть сын, с которым я мог ехать на самокате по стадиону и кричать во все горло. Мысль о том, что у меня могла быть дочь, которой я мог заплетать косички перед школой, видя в отражении зеркала, как она жмурится от утреннего солнца. Мысль о том, что я мог уйти, оставив кого по себе.

Я дошел до поворота, когда крепкая рука схватила меня за плечо. Меня догнали двое полицейских.

— Вы поедете с нами, — велел один из них.

Второй угрожающе звякнул наручниками.

5.8

— Как долго я здесь?

— Именно поэтому в комнате для допросов и не бывает часов, чтобы время тянулось медленнее.

— Бывают. Мне приходилось бывать в комнатах для допросов.

— Знаю. Так что и не удивился, когда мне сказали, что вы не просили адвоката.

— Справлюсь сам. А вы очевидно не полицейский. СБУ?

— А у вас, Эдем, глаз острый. У меня к вам несколько вопросов.

— Сначала вам самому придется ответить на одно. Объясните, почему я здесь.

— А вы не догадываетесь?

— В результате полицейского произвола.

— Что за страна… Чуть что — сразу кричат о произволе. Вы здесь по подозрению в похищении ребенка.

— Никакого угона не было. Вы не сможете повесить на меня этот бред.

— Ну не знаю, не знаю. Вы ведь адвокат так себе, не слишком успешный.

— Так написано в бумагах из вашей папки?

— Видите, какая она тоненькая. Написан здесь не так и много.