Когда они, наконец, вошли в кабинет и сели за стол, слово для справки было представлено начальнику Генерального Штаба.

— Товарищи, — начал он. — Вы все, наверное, знаете, что сегодня утром мы направили ультиматум руководству гитлеровской Германии с требованием капитулировать. Срок ультиматума истекает завтра утром, в 10-00 по берлинскому времени. Однако противник, вместо того, чтобы обсуждать условия капитуляции, предпринял ряд отчаянных наступлений на нескольких участках фронта. И, самое серьезное наступление — в ближайшем Подмосковье. Был предпринят мощный танковый удар с сопровождением пехоты, который отбит. Подбито очень много танков и другой бронетехники.

— Сколько танков? Десять, двадцать? Каким оружием? — посыпались вопросы из-за стола.

— К сожалению, в рапорте, подготовленном в штабе полка, об этом ничего не говорится.

— Беззубый рапорт, — констатировал один из участников совещания.

— Мы обо всем узнаем от командира батальона, отбившего атаку. Он уже в Кремле.

В это время на столе Верховного тренькнул телефон. — Да, слушаю. Вот как? Арестован? Неважно, пусть заходит.

Дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина средних лет в военной форме, сопровождаемый двумя офицерами в форме войск НКВД. — Арестованный командир батальона доставлен, товарищ Сталин, — доложил один из них.

— Но я не давал такой команды.

— Он арестован по приказу командира полка, и был направлен в трибунал. Мы не в силах отменить приказ командира полка, но сослались на ваше указание, и его отпустили под нашу ответственность.

— Хорошо, спасибо, товарищи. Вы свободны, можете возвращаться в свою часть, вы здесь больше не понадобитесь.

— Вы командир батальона, который отбил танковую атаку противника? — спросил Верховный, подойдя к вошедшему человеку.

— Да, я командир батальона, товарищ Сталин, но это не совсем так. Личный состав батальона отражал атаку вражеской пехоты, а бронетехнику разгромил отряд особого назначения при Генеральном Штабе Красной Армии. Да, особый отряд с секретным оружием огромной поражающей силы.

— Но у нас нет такого подразделения, тем более, с таким оружием, — послышался голос начальника штаба. — У нас только…

— Товарищи, мы собрались исключительно ради вооружения. Давайте, сначала разберемся с этим секретным оружием, а уже потом с остальными вопросами — остановил его Верховный. — Что же это за такое оружие, товарищ… как ваша фамилия?

— Верховцев, товарищ Сталин.

— Хорошо, говорите товарищ Верховцев.

— У этого отряда было несколько видов оружия. Большая часть оружия была упакована в такие большие вещмешки, похожие на чемоданы, и о нем я ничего сказать не могу. Еще у большинства бойцов отряда был предмет, похожий на небольшое охотничье ружье, правда, оно без приклада. Это просто такая труба с ручкой.

— Жо… с ручкой, — буркнул кто-то за столом.

— Прекратите глупости, товарищи, — отреагировал Верховный. — Продолжайте, товарищ, Верховцев.

— Но действие всех видов оружия я наблюдал воочию, товарищ Сталин. Из этих трубок стреляли зарядами, похожими на нашу «Катюшу», только миниатюрную. Я так говорю, потому что видел «Катюшу» в действии. И удар такой маленькой катюши просто поразителен. У некоторых танков срывало башни, у других просто раскалывались корпуса, ну и так далее. Еще бойцы отряда запускали маленькие, можно сказать, самолетики, которые зависали над танком, сбрасывали на него заряд, а затем возвращались к бойцу. И от танка ничего не оставалось. А еще были самолетики, которые посылали луч, как из гиперболоида инженера Гарина. Ну, это была такая фантастика. И этот луч разрезал броню.

— Да у него белая горячка! Перепил, небось, от безделья! Надо же такое наговорить! Не зря его арестовали, а мы его слушаем! Наглец! — послышались возгласы.

— Тихо, товарищи, — сказал Верховный, — давайте, послушаем до конца. И сколько же танков они подбили, товарищ Верховцев?

— Много, товарищ Сталин, больше ста, может быть, двести. Скорее всего, вся бронетехника осталось на поле, ни один танк или бронетранспортер не ушел. Сказать точно пока невозможно.

— Это почему же.

— Вся подбитая бронетехника, товарищ Сталин, оказалось на небольшом участке местности, все заволокло дымом и еще, извините, ужасном смрадом горящей техники, горючего и человеческих тел. Я, было, пытался подойти, посчитать, но пока это было невозможно, так как танки продолжали взрываться. Нужно дождаться, когда прекратятся взрывы и уляжется дым. А потом… меня арестовали.

— Точно белая горячка, — подсказал кто-то.

— Готовы ли фотографии? — спросил в это время Верховный по телефону. — Ничего, пусть несут мокрые, охладить пыл.

Раскрылась дверь, и вошел человек в белом халате, который принес мокрые фотографии, разложенные на стекле. — Спасибо, положите на стол, — распорядился Верховный.

Участники совещания, потрясенные увиденным, разглядывали фотографии… Не проронив ни звука.

— Можно мне посмотреть? — спросил Верховцев.

— Да, конечно.

Капитан сразу узнал знакомую местность и массу подбитых танков. Да, это было его поле боя.

— А теперь расскажите об этом особом отряде, товарищ Верховцев, — попросил Верховный. И капитан обо всем рассказал, не приукрашивая и ничего не скрывая. Закончил от тем, что отряд исчез так же незаметно, как и появился.