Наибольшее внимание он уделил песне «Если завтра война». «Эй, русски зольдат, где твой танка?» — начал он. «Нет лошадь, чтоб тащить танка. Я знай, где лошадь — съел татарин. Татарин любит кушать лошадь (по-видимому, ему сказали, что немецкие наблюдатели заметили бойца-татарина). Где твой пулемета? Нет пулемета, один плохой ружье остался. Где твой самолета? Я знай, нет фанер, чтобы делать самолета».

Когда пришло время ужина, который у немцев проходил строго по расписанию, он продолжил свою миссию: «Русиш зольдатен, иди к нам, будем кушать немецкий сосиська с капустами. Немецкий сосиська — самый лучший в мире, ты такой никогда не ел, приходи. Потом будем пить чай с яблочен джем, ты такой тоже никогда не ел. Потом я тебе сказать про немецкий ферма, и ты не захочешь идти в свой колхоз. Пусть в колхоз идет твой Сталин со свой друзья». А потом он принялся петь соромские частушки.

Николай и не заметил, как начал петь про себя услышанное:

Не женитесь, вы, ребята,

Не валяйте дурака,

Я женился с толстым титькам,

А живу без молока.

Не ходите, девки, замуж,

Ничего хорошего,

Утром встанешь, сиськи набок,

И сама взъерошена.

Николай даже сплюнул. — «Что за ерунда?» — подумал он. — «Учишь стихотворение, даже Пушкина, и надо читать и повторять несколько раз, а эта ерунда сама приклеивается». Он так размечтался, что даже не заметил, что в окружающей обстановке что-то изменилось.

Да, что-то изменилось. Николай скорее почувствовал, чем увидел или услышал, что буквально на расстоянии нескольких метров от него стоит человек, силуэт которого с трудом просматривался в мутной серости зарождающегося утра. А возможно, он просто услышал его дыхание. Николай опешил, так как был в полной уверенности, что натянутый над тропинкой провод, который стащили у связистов, не даст кому-либо подойти к блиндажу без шума. Он лихорадочно сдернул с плеча винтовку, чуть не уронив ее, и клацнул затвором.

— Стой! Кто идет? Пароль.

— Пароль «Москва», — послышался ответ спокойным голосом. — Назовите отзыв! Да, служивый, ты с ружьем-то поаккуратнее, неровен час, выстрелит.

— Отзыв «Воронеж», — в замешательстве ответил Николай. — Москва-Воронеж, хрен догонишь, — добавил он про себя. — Тьфу ты, какой Воронеж. «Тамбов». Отзыв «Тамбов». — «Похоже, свой человек, пароль знает, а чего ночью приперся, и как прошел?» — продолжал лихорадочно раздумывать он. — Кто вы, и чего хотите?

— Я капитан Неустроев, командир особого отряда при Генеральном Штабе Красной Армии. Мне срочно нужен командир второго батальона капитан Верховцев. Давай, служивый, действуй!

Николай, чуть подумав, подошел к занавешенному плащ-палаткой входу в блиндаж, и позвал адъютанта: — Иванов, слышь, Иванов, тут до комбата пришли. Не дождавшись ответа, он стукнул прикладом по бревну, и повторил свой призыв.

— Ну, чего тебе? — послышался раздраженный голос.

— Тут к комбату пришли.

— Ну, положи его на землю, и пусть лежит до утра, нечего по ночам болтаться, — отозвался адъютант.

— Исаев, я не сплю, это ты на посту? — неожиданно послышался голос комбата.

— Я, товарищ капитан.

— Что за человек?

— Говорит, что командир особого отряда из Генерального Штаба.

— Он с оружием, вещи есть?

— Темно же, товарищ капитан, ничего не видно.

— У меня фонарик, — послышался голос командира отряда, — я себя освещу. Привыкшим к темноте глазам, луч фонарика показался необыкновенно ярким.

— Он пустой, товарищ капитан, ни оружия, ни вещмешка.

— У меня только документы, — сообщил знакомец.

— Ладно, пусть заходит. Иванов, зажигай свою коптилку.

Незнакомец, откинув полог, пробрался в блиндаж. — Вот мое удостоверение личности, — он протянул его в раскрытом виде комбату, который рассмотрев удостоверение, вернул. — А это приказ, читайте!

Комбат развернул сложенный листок, и, придвинув его в коптилке, стал читать вслух. — Совершенно секретно. Количество экземпляров — единственный, подлежит возврату. Номер, гм, номер такой-то. Дата, интересно эта же дата завтрашнего дня. Это как?

— Это сегодняшняя дата, новый день уже наступил, а документ подписан три часа назад.

— Понятно. И комбат продолжил: — Командиру второго батальона… гм, такого-то пехотного полка капитану Верховцеву… Что такое? — отвлекся он листка. — Как это из Генерального Штаба подают документ прямо на командира батальона? Это же не по уставу. Документы должны подаваться «по команде».

— По уставу, — хмыкнул новоприбывший. — Да по уставу мы должны только наступать или, в крайнем случае, обороняться, но уж никак не отступать, а мы до Москвы отступили. Поэтому, забудьте про устав, по крайней мере, в данной ситуации. Если передавать «по команде», то есть, через управления фронта, дивизии, полка, то этот документ дошел бы до вас, в лучшем случае, только к завтрашнему вечеру. А дело очень срочное. Да вы читайте, не отвлекайтесь на пустяки.