Подскакиваю на ровном месте, при этом прикусываю себе язык.

— Господи! — облизываю соленый с привкусом металла саднящий кончик и поворачиваюсь к нему. — Ты напугал меня. Очень тихо ходишь, Ярослав. М? Что?

— Я дважды звал тебя, а ты молчала. Что случилось?

— Рассматривала твои фотографии, — киваю головой назад. — Их очень много в этой комнате. Это все ты?

Ярослав протягивает мне махровое полотенце:

— Можно переодеться там, Даша, — подбородком указывает направление. — В ванной.

— Сколько тебе здесь? — поворачиваюсь к нему спиной и пялюсь на портрет огромного формата с теперь уже бесспорно его лицом. Все очевидно — без сомнений.

— Двадцать пять, Даш. Переоденься, пожалуйста. Ты замерзнешь, — трогает руками мои плечи, гладит, слегка сжимает, застывает на суставных сочленениях. — Вся трясешься, мурашками исходишь. Давай…

Вздрагиваю! Как это ни странно, у него очень холодные пальцы.

— Извини, пожалуйста, — убирает руки и отходит от меня. — Я лучше выйду, а ты сможешь снять мокрую одежду с себя и надеть то, что выберешь сама. Шкаф там, позади тебя.

— Спасибо, — отвечаю через плечо. — Я быстро.

— Не тороплю.

Он ведь тоже вымок. Ему бы так же, как и мне не мешало переодеться. Или Ярослав уже? Пока я тут медитировала перед его персональной фотовыставкой, он привел себя в порядок?

Нет, я поспешила с выводом. Он все еще насквозь мокрый, смешно взъерошенный, облезлый воробей, куцый, жалкий птах — дрожит и съеживается, поджимает плечи и опускает голову, словно хочет спрятаться под свое крыло.

— А ты?

— После тебя. Я пока приготовлю чай. Только не задерживайся, Даша.

Надо бы поторопиться.

— Угу.

Провожаю взглядом Ярослава, направляющегося к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж своего чудного дома. Четко слышу его быстрые шаги и тихое покашливание. Он простудился, что ли? Вот так вечерняя прогулка под незапланированным дождем! И угораздило же нас попасть под разгуляй стихии.

Вау! А у него такой себе нормальный гардероб, как для мужчины, конечно. Все вещи аккуратно развешаны, уложены и находятся, однозначно, на своих местах. Чистый дом, строгая, аскетичная обстановка, исключительно предметы первой необходимости и огромная стена, увешанная персональными фотографиями со сценами частной жизни.

Итак, что мне можно выбрать из того, что я здесь вижу перед собой? У нас не настолько с ним близкие отношения, чтобы я усердно ковырялась в его личных вещах. С другой стороны, он сам мне это предложил, лишь попросил поторопиться с выбором и переодеванием. В конце концов, я претендую не на вечернее зауженное к низу платье или иссиня-черный с блеском смокинг для светского приема или торжественного похода на банкет. Тогда мужской спортивный костюм? Пожалуй! К такой мягкой темной ткани стоит ближе присмотреться! Вытягиваю штаны на манжетах и куртку с карманом-кенгуру, вдобавок к огромному, почти монашескому, капюшону. Красивый теплый цвет! У Ярослава, как для парня, что очень странно, если честно, имеется довольно-таки неплохой вкус. Еще добавить бы — исключительно по моему мнению. Однако, он всегда очень аккуратно и, что называется, с иголочки одет. За тот не слишком долгий период нашего не слишком тесного знакомства, я ни разу не заметила небрежности в его внешнем виде или откровенного дурновкусия. Мне нравится, когда мужчина внимательно и очень тщательно следит за собой. Почти, как мой отец. Наверное? Хм-хм!

С большим трудом, подключая возню и детское кряхтение, вздыхая и постанывая, стягиваю прилипшую к моей коже тонкую, просвечивающуюся от потребленной влаги, блузку. Прижав свой подбородок и выставив наружу нижнюю губу, рассматриваю крупные мурашки, выступившие на груди, заточенной в промокший, оттого потяжелевший, поролоновый бюстгальтер. Невесомо, почти не прикасаясь к своей коже, провожу пальцами по быстро вздымающимся полушариям, облизываюсь и задуренно, словно нахожусь под наркотическим приходом, улыбаюсь тому, что вижу.

— М-м-м, хорошо, — несколько раз сжимаю и слегка приподнимаю свои сиськи. — Вот так, мои малышки! Замерзли, крошки? Сейчас-сейчас, — провожу ладонями под грудью, вытираю скопившуюся дождевую влагу, и указательными пальцами нажимаю на шарикообразные скрытые под мягкой тканью пуговки-соски. — Пип-пип! — грудь молчит — никак не отвечает на дурацкую игру, зато поролоновая подкладка выпускает задержавшуюся в чашках воду. — М-м-м-м! Как много! — мычу, размазывая жидкость по животу.

Наигравшись вдоволь с грудью, завожу руки назад, наощупь нахожу тугую, постоянно царапающую спину металлическую застежку, бережно снимаю крючки с петель, скукоживаюсь от нервной судороги, что-то несуразное бурчу, затем ловлю бретельки на локтях и скидываю на пол лифчик.

— Фух-фух! — дергаю ногами, откидывая противно мокрую тряпку от себя подальше. — Бр-р-р-р! Фр! Фр! Фр!

— Даша! — где-то, как будто на втором этаже, словно рядом — даже здесь, со мной, практически у моего плеча, — Ярослав спокойно произносит. — Как твои дела?

Сведя крест-накрест руки, прячу свои груди, дергающиеся, восставшие и гордо выпучившие холодной влагой «освежеванные» темно-розовые соски.

— Не входи! — пищу. — Назад! М-м-м-м! Господи, да что ж такое-то?

По-моему, с глупой просьбой я все же опоздала!