Я пытаюсь вспомнить всё, что узнала о нём в Ордене Воронов, и жалею, что это были всего лишь легенды и сказки, которыми пугают детей.

Тартало снова смеётся, и меня сотрясает его смех. Резкая боль в руке заставляет меня прикусить губу, чтобы не закричать. Если он продолжит в том же духе, он вывихнет мне левое плечо.

— Ни сделки, ни законы, ни короли не смогут предоставить мне земли, потому что весь лес принадлежит мне.

— Не весь, — нервно импровизирую я. — Это не так. Раньше твои владения были больше, не правда ли? Люди возвели заборы, крепости и дворцы на земле, которую раньше не осмеливались топтать. Никто не верит, что лес принадлежит тебе.

— И ты не имеешь силы это изменить, — говорит он, приближаясь ко мне, а затем отступает. Я вижу, как он смотрит вверх, словно с тоской вспоминая о лучших временах. Это зрелище жутко. — Ты всерьёз решила заключить сделку? Дай мне обещание, дочь Мари. Пообещай, что ты и этот смертный вернётесь.

Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется из груди. Острая боль вынуждает меня заговорить тоном гораздо более пронзительным, чем я собиралась.

— Зачем?

— Ты просто пообещай, и вы сможете уйти.

— Какой смысл давать обещание, если ты можешь заставить меня его исполнить через неделю, день или даже через несколько часов… и потом съесть нас обоих?

Тартало моргает. Вблизи его единственный глаз кажется живым существом, как будто он не совсем принадлежит ему. Его радужка серого цвета, как дым от костра, а зрачок то расширяется, то сужается, пристально изучая меня.

— Разве у тебя есть другой выбор?

Мои свободные пальцы едва заметно шевелятся. У меня всё ещё есть спрятанное оружие. Ещё остаётся шанс. Я могла бы сражаться, могла бы защищаться и попытаться сбежать.

Да, у меня есть другой выбор, но он не включает Кириана.

— Каковы условия, Тартало? Неужели ты хочешь, чтобы я обрекла себя на судьбу, не зная её?

— Ты и смертный уйдёте, пообещав вернуться в день, когда я вас позову. Это будет не сегодня, не завтра и не на следующей неделе. Пройдут многие луны, прежде чем это произойдёт. Это всё, что тебе нужно знать.

Мои пальцы снова шевелятся. У меня достаточно сил, чтобы вытащить оружие, вонзить его в его пальцы, которые сжимают мою раненую руку, и прыгнуть. Я даже не знаю, получится ли у меня выбраться из этой ямы, но это будет шанс.

Я смотрю на Кириана.

Колеблюсь.

— Ты получишь моё слово, — говорю я ему.

Тартало издаёт нечто похожее на удовлетворённый вздох, и воздух из его ноздрей растрепывает мне волосы. Он опускает руку, ставя меня на землю, и мои колени подгибаются, как только мои ботинки касаются её. Острая боль пронизывает плечо, и я крепко прижимаю его к телу.

— Мне всё равно на твоё слово. — Тартало начинает рыться в карманах своих брюк, изношенных и обветшалых, полных заплаток. — Мне нужна клятва, которую ты не сможешь нарушить.

Он показывает мне золотое кольцо, размером с его пальцы, и все страшные истории, которые я слышала, оживают в моём сознании.

Я слышала несколько из них о кольцах Тартало: как легкомысленные беглецы, которым удавалось сбежать, становились жертвами, когда существо находило их и целые деревни с помощью магии кольца.

Я наблюдаю, как он немного сгибается и своими огромными пальцами снимает с Кириана куртку, словно с куклы в руках маленькой девочки; девочки с ногтями, испачканными в крови.

Во имя всех Воронов…

Тартало резким движением срывает рубашку с капитана, и она легко разрывается. Я представляю, что он, должно быть, прикладывает немалые усилия, чтобы случайно не сломать ему какую-либо кость. Он надевает кольцо на бицепс Кириана, и оно плотно облегает его плоть, словно вторая кожа.

Затем он поворачивается ко мне с ещё одним кольцом.

Я слышала истории о том, как жертвы Тартало замечали кольцо перед побегом и, не сумев его снять, предпочитали отрезать себе палец, чтобы он не мог их выследить.

Но это кольцо на самом деле — браслет, который плотно облегает бицепс.

— Если ты наденешь это на меня, и я не смогу его снять, моя жизнь станет значительно сложнее. Возможно, другие убьют меня, прежде чем ты успеешь потребовать исполнения обещания.

Тартало хмурит брови, и его единственный глаз темнеет. Я отступаю на шаг, насколько это возможно. Возможно, потрясение заставляет меня слишком рисковать своей удачей.

— Всегда можешь оторвать себе руку.

— Сработает? — спрашиваю я.