Шрифт:
"Но это не имеет значения, как я уже сказал. Когда наступит День Середины Зимы, вы можете ругать меня, как вам заблагорассудится. И вы будете. Я знаю вас, жителей города - вы будете. Продолжайте. Тем временем мы должны быть уверены, что сможем отпраздновать День Середины зимы в Амфитеатре. Тебе не нужно любить меня, чтобы это произошло - солдатам не нужно любить своего капитана, просто делай то, что он от них требует, и не делай хуже. После того, как мы защитим город, мы сможем нападать друг на друга сколько душе угодно. До тех пор нам было бы разумнее подождать ".
Тишина. От всей толпы - тишина. Несколько членов платной кланки зааплодировали, но их аплодисменты казались такими же потерянными в пустоте, как и предыдущие насмешки. Маниакес думал, что добился отсрочки, если не принятия решения. Он бы с радостью согласился на это. И затем, в тишине, раздается крик: "Фос позволит городу пасть из-за твоего греха". И после этого снова крики, горячие, свирепые, смертельные.
Где были худшие враги - за стенами или внутри? Ему хотелось закричать самому, призвать солдат убивать ненавистных хеклеров. Но, сделав это, какое значение имеет, отбросит ли он макуранцев и кубратов? Над чем бы он тогда правил и как?
Он поднял руку. Медленно воцарилась тишина. "Если город не падет, значит, разрешение святого вселенского патриарха должно быть действительным. И город не падет". Снова тишина, теперь затянувшаяся. Вызов. Принят.
VI
За стенами затрубил рог. Возможно, когда-то давным-давно это был видессианский рог. Однако кубраты, которые на нем играли, ничего не знали о видессианских представлениях о музыке. Чего он хотел, так это поднять шум с помощью рога, как можно больше шума, как ребенок поднимает шум, чтобы подбодрить свою армию деревянных солдатиков, когда они выходят на войну.
Но только в воображении ребенка деревянные солдаты будут атаковать и сражаться и, конечно же, храбро сметать все перед собой. То, что кубраты вызвали к жизни, было реальным, настолько реальным и пугающим, что он мог бы быть скорее колдуном, чем простым валторнистом.
Вопя, как демоны, кубраты вырвались из своих лагерей и устремились к городу Видессу, некоторые верхом, другие пешком. Они начали выпускать стрелы в своих врагов на стенах еще до того, как те оказались в пределах досягаемости, так что первые стрелы упали в ров у основания большой груды камней, а те, что последовали сразу за ними, ударились о камень и в основном задрожали.
Но, подобно каплям дождя в начале шторма, это были лишь первые из многих. Как только это было возможно, стрелы поднялись по внешней стене и полетели среди защитников наверху. Один из них просвистел мимо лица Маниакеса, а затем опустился и ударил во внутреннюю стену у ее основания.
Не все стрелы летели среди защитников. Менее чем в двадцати футах от Автократора на мостовую упал человек, корчась, плача, проклиная, крича. Двое его товарищей, сами рискуя получить еще больше стрел, когда могли спрятаться за зубцами, отвели его к осадной башне. Внутри ждали хирурги, чтобы сделать все, что в их силах, для раненых. Жрецы-целители тоже ждали, чтобы приложить свою веру и силу к ранам войны.
Катапульта дернулась и глухо стукнула. Вылетел дротик, плоский и быстрый. Он попал ногой кочевника в его лошадь. Лошадь упала, как подкошенная, зажав другую ногу противника между своим брыкающимся телом и землей. Крики кубрата, если он их издавал - если он был жив - были утеряны, похоронены, забыты в суматохе.
Камнеметы на стене тоже бросают в нападающих свою страшную ношу. Человек, пораженный камнем, весящим вдвое меньше его самого и летящим со скоростью стрелы, перестает быть человеком, превращаясь вместо этого в мгновение ока в красный ужас, либо лежащий неподвижно, размазанный по земле, либо плачущий, как сломленный младенец, лишенный груди, брата, надежды.
И Маниакес, видя, о чем бы он горевал, если бы это случилось с одним из его собственных подданных, даже с тем, кто ненавидел его как кровосмесительного тирана, радостно захлопал в ладоши и крикнул команде, запустившей роковой камень: "Дайте им еще один точно такой же, ребята!"
И экипаж сделал все возможное, чтобы подчиниться, и закричал от ярости и разочарования, когда их следующая ракета, не причинив вреда, упала на землю. Маниакес тоже застонал, когда это произошло. Только позже он подумал о том, какой странной была бизнес-война.
В любом случае у него не было времени для подобных мыслей, потому что некоторые кубраты, вместо того чтобы задержаться у рва перед внешней стеной, спустились в него вместе с лестницами, достаточно высокими, чтобы дотянуться из этого углубления до верха стены. Однако не многие из этих лестниц когда-либо поднимались наверх. Камень, брошенный прямо вниз, а не из катапульты, сокрушал человека так же основательно, если не так эффектно, как камень, выпущенный из камнемета. Видессианские защитники также обрушили дождь стрел и кипящей воды на головы кубратов прямо под ними.