"Мы благословляем тебя, Фос, господь с великим и благим разумом", - нараспев произнес Агафий, - "по твоей милости наш защитник, заранее следящий за тем, чтобы великое испытание жизни было решено в нашу пользу". Декламирование символа веры доброго бога было самым мягким поступком, который патриарх мог бы сделать. Выбор самого мягкого поступка был вполне в его характере.

Как он, должно быть, и предполагал, толпа присоединилась к нему в символе веры; многие из них нарисовали солнечный круг Фоса над своими сердцами во время молитвы. Иногда самый мягкий выбор был также и самым мудрым. Агафий добился того, что его аудитория была настолько восприимчивой, насколько он мог надеяться добиться от них того, что еще он планировал сказать.

"Нам нужно собраться вместе, чтобы помнить, что мы все следуем за Фосом и все мы видессиане", - заявил вселенский патриарх. Губы Маниакеса шевелились вместе с губами Агафиоса. Он знал предстоящую проповедь, по крайней мере, так же хорошо, как и патриарх: неудивительно, поскольку большую ее часть написал он. Агафий не утверждал, что это неверная доктрина. Это тоже хорошо, подумал Маниакес. Я бы не хотел менять патриархов в такое время, как это.

Агафий указал за стену. "Там, окружая нас, стоят палатки макуранцев, которые почитают своего ложного Бога и которые заставили храмы Фоса на землях, которые они украли у Видесса, соответствовать ошибочным обычаям васпураканцев; и там, также окружая нас, стоят палатки кубратов, которые поклоняются только своим мечам и смертоносной силе заточенного железа. Пусть благой бог сохранит наше разобщение от дарования победы нашим врагам над нами, ибо такая победа, несомненно, погасила бы свет нашей истинной веры во всем мире ".

Аплодисменты раздались рядом с платформой и прокатились по всему залу. Маниакес и Гориос обменялись удивленными взглядами. На мероприятиях такого рода не хотелось ничего оставлять на волю случая. Пара дюжин мужчин с золотыми монетами в поясных мешочках могли вызвать большой энтузиазм и передать его толпе.

Рассказывать Агафию о таком мошенничестве было бы - бессмысленно было найдено слово "Маниакес". Если бы вселенский патриарх был удовлетворен полученным ответом, он проповедовал бы лучше. Так, во всяком случае, сказал себе Автократор.

И так оно и оказалось. Голосом, почти сочащимся искренностью, Агафий продолжил: "Итак, собратья-искатели истины, святого света Фоса и проистекающего из него просветления, давайте на некоторое время воспользуемся принципом экономии и согласимся не соглашаться. Давайте отложим в сторону все проблемы, которые сейчас разделяют нас, до тех пор, пока они не будут рассмотрены, не принимая во внимание угрозу неминуемого уничтожения, под которой мы сейчас находимся ".

Снова аплодисменты начались с платной клаки. Снова они распространились за пределы клаки. Что касается Маниакеса, то Агафиос говорил просто разумно. Как Видесс, находящийся на грани падения перед своими врагами, мог беспокоиться о том, женился ли он в пределах, запрещенных иерархией храма, было выше его понимания.

Однако это было не за пределами нескольких видессиан. "Предатель!" - кричали они, находясь в безопасности в анонимности толпы. "Капитулятор!" "Лучше умереть в постели и отправиться к свету Фоса, чем жить в грехе и провести вечность во льдах Скотоса!" Они выкрикивали такие вещи и в адрес Маниакеса, и в адрес Лисии, которой там не было, - вещи, за которые он обнажил бы меч, если бы знал, на кого его обратить.

Он сделал пару шагов к Агафию. Гориос положил руку ему на плечо. "Осторожно", - предупредил Севастос. "Ты уверен, что понимаешь, что делаешь?"

"Я уверен", - прорычал Автократор.

Его тон заставил кузена выглядеть еще более обеспокоенным. "Что бы это ни было, ты уверен, что не пожалеешь об этом завтра в это же время?"

"Я почти уверен", - сказал Маниакес, больше походя на самого себя. У Регориоса, все еще выглядевшего несчастным, не было выбора, кроме как отойти в сторону и позволить своему повелителю делать все, что он захочет.

Агафий выглядел удивленным, увидев приближающегося Автократора; если бы все шло по плану, Маниакес не заговорил бы до тех пор, пока патриарх не закончил. Что ж, подумал Маниакес, не всегда все идет по плану. Если бы это было так, я был бы сейчас в Машизе, а не здесь.

Как Севасты не смогли удержать его, так и вселенский патриарх не смог удержать его от выступления сейчас, поскольку он выказал желание сделать это. "Ваше величество", - сказал Агафий и, поклонившись, удалился.

Маниакес стоял на краю платформы и смотрел на запад. Его поле зрения заполнила толпа, заполнившая площадь Паламы, но там, на дальней стороне площади, была Средняя улица, по которой процессия пришла со стороны городских стен с суши. А за стенами, очевидно, не учитываемые многими горожанами, остались кубраты и макуранцы.

Пару минут Маниакес просто стоял на месте, которое принадлежало Агафиосу. В его сторону полетело несколько насмешек, но большая часть толпы ждала, что он скажет. На фоне этого насмешки казались тонкими и пустыми, изолированными обломками звука в море тишины.

Наконец Автократор заговорил, повысив голос так, чтобы он звучал как на поле боя. "Меня не очень волнует, любишь ты меня или нет". Это была наглая ложь, но это также была броня против того, как люди называли его и Лисию. "То, что ты думаешь обо мне, - это твоя забота. Когда моя душа пройдет по мосту разделителя и я предстану перед Господом с великим и благим умом, я сделаю это с чистой совестью.