Теперь Менедем был тем, кто смотрел на внутренний двор так, словно это была самая захватывающая вещь в мире. Если Протомахос подозревал… Но, похоже, он этого не делал. В голосе Соклея все еще звучали резкие нотки, когда он продолжил: “Деметрий тоже чуть не поплатился за свою глупость своей шеей. Кое-кто из людей Кассандроса получил известие, что он был там, и он едва ускользнул от них, когда они пришли на зов.”

История была не о супружеской измене. Как это могло быть, если Кратесиполис вдова? Но она была о мужчине, совершившем какую-то глупость из-за женщины и чуть не погибшем из-за этого. Всего на мгновение взгляд Менедема метнулся к Соклеосу. Его кузен выглядел почти неприлично самодовольным. Да, ему понравилось это рассказывать, конечно же.

Слепой -к счастью - к побочному сценарию, Протомахос сказал: “Возможно, Деметрий усвоил свой урок. Возможно, он вернется сюда и завершит осаду в Мунихии. Клянусь Зевсом, я надеюсь на это. Бизнес не вернется в нормальное русло, пока он этого не сделает ”.

“Я тоже надеюсь, что он это сделает”, - сказал Соклей. “Но тот, кто без ума от таких женщин, как она, может продолжать совершать безумные поступки до конца своей жизни”. Нет, он не смотрел на Менедема. Но он разговаривал с ним.

“Что ж, я не скажу, что ты ошибаешься”, - ответил Протомахос. “Однако, помешан он на женщинах или нет, то, как он попал в наши гавани, показывает, что он довольно хороший полководец”.

“Это правда”, - сказал Соклей. “То, как он снял осаду Галикарнаса Птолемеем пару лет назад, тоже”.

Там он нанес еще один удар, хотя, опять же, ни один Протомахос этого не заметил. Менедем не мог думать о Галикарнасе, не вспоминая о неприятностях, в которые он попал там из-за жены того торговца. Он еще раз взглянул на Соклея. В последнее время у его кузена все было по-своему, когда дело касалось пожертвований. Менедем знал, что это была его собственная вина; его роман с Ксеноклеей дал Соклею множество возможностей. Но это не означало, что Менедем не насладится местью. О, нет, это совсем не это означало.

Люди Деметрия обстреляли крепость в Мунихии с помощью машин для метания дротиков и камней. Оказавшись в ловушке внутри форта, Дионисий и гарнизон отбивались, как могли. Но они были в значительном меньшинстве, а из-за катапульт подъем на зубчатые стены стоил человеческой жизни. Через несколько дней после падения Мегары люди Деметрия взяли крепость штурмом. Македонцы внутри побросали оружие, когда увидели, что не могут сдержать своих врагов; солдаты Деметрия взяли Дионисия живым.

И затем, вместо того, чтобы самим разместить гарнизон в крепости Мунихия, люди Деметрия начали разрушать ее. Это впечатлило Соклея больше, чем что-либо еще, что они сделали. “Может быть, Деметрий действительно имеет в виду это, когда говорит, что хочет, чтобы Афины были свободными”, - заметил он за ужином на следующий день после падения крепости. “Кто бы в это поверил?”

“Не я”, - сказал Протомахос, откусывая кусочек угря. “Я просто подумал, что мы будем переходить от одного иностранного правителя к другому. Как насчет тебя, Менедем?”

“Я? Я просто надеюсь, что мы сможем сейчас уладить кое-какие дела”, - сказал Менедем. “Я позволяю Соклею беспокоиться о политической стороне вещей. Он из тех, кому нравится переживать из-за того, что он не может изменить ”.

В этих словах было больше яда, чем Менедем обычно вкладывал в свои слова. Соклей задумался, что же он такого сделал, что разозлило его кузена. Он ничего не мог придумать. Он просто был самим собой… не так ли?

Прежде чем он смог сосредоточиться на чем-либо, что он мог бы сделать, Протомахос сказал: “Говорят, Деметрий, наконец, войдет в город послезавтра, чтобы обратиться к Ассамблее и сделать все официально’.

На этот раз Соклей не стал придираться к тому, что они, кем бы они ни были, могли сказать. То, что сообщил проксенос, звучало слишком правдоподобно, чтобы он мог с этим спорить. Соклей действительно спросил: “Есть ли какой-нибудь способ, чтобы иностранец мог присоединиться к Ассамблее, когда перед ней выступает Деметрий? Я хотел бы услышать это собственными ушами”.

“Я сомневаюсь, что они будут участвовать, не для такой встречи, как эта”, - ответил Протомахос.

“Я думал о том же”, - нетерпеливо сказал Соклей. “Хочешь пойти, Менедем?” Он старался говорить как можно дружелюбнее.

Его двоюродный брат начал было трясти головой, но вместо этого пожал плечами. “Ну, почему бы и нет?” - сказал он. “Многие люди, которых я хотел бы видеть, все равно были бы на собрании”.

Собрание собралось в театре, недалеко от дома Протомахоса. Проксенос и двое родосцев рано покинули его дом, как они это делали, чтобы посмотреть трагедии и комедии. Несмотря на это, к тому времени, когда они добрались туда, театр был заполнен уже более чем наполовину. Во-первых, вход на Собрание был бесплатным. С другой стороны, после столь долгого подчинения Деметрию Фалеронскому и, через него, Кассандру, афиняне, казалось, стремились вернуть свою свободу. Это показалось Соклею хорошим предзнаменованием.