Но он был. Менедем заметил его длинную, угловатую фигуру со странной смесью негодования и облегчения. После краткого замешательства, когда Соклей не увидел матросов, он зашел в винную лавку и вывел их оттуда. Они были не слишком пьяны, чтобы отвезти его обратно на Афродиту .

“А как твои драгоценные солнечные часы?” Спросил Менедем, когда его кузен забрался обратно в "акатос".

“Это было удивительно похоже… на старые, обветшалые солнечные часы”. Соклей выглядел и звучал застенчиво.

“Поужинай, а затем положи свои старые, дряхлые кости на доски”. Менедем говорил грубо, как отец, раздраженный своенравным ребенком. Вот что он чувствовал. Опять же, то, что Соклей чувствовал к нему, никогда не приходило ему в голову.

В глазах Соклея вспыхнуло негодование, но он, казалось, решил, что не может ослушаться такого разумного совета, не выставив себя настоящим дураком. Он завернулся в свой гиматий. Вскоре он уснул. Если он очень мало говорил с Менедемом… Я тоже не очень хочу говорить с ним прямо сейчас, подумал Менедем, как раз перед тем, как его тоже одолел сон.

Соклей посмотрел на вощеные деревянные таблички, на которых он вел отчеты о торговых перевозках в Афины. Пока он уделял им внимание, ему не нужно было беспокоиться о Менедеме. В данный момент это его вполне устраивало.

Лязг! Лязг! Бронзовый квадрат келевстеса выбивал время для гребцов. Ветер стих. Парус был туго натянут до реи. "Афродита" скользила на восток от Сироса по морю мертвого штиля, управляемая десятью кряхтящими, потеющими гребцами с каждого борта: на каждой второй скамье было по человеку.

“Парус поднят!” - крикнул впередсмотрящий на носовой палубе. “Парус поднят с левого борта!”

Это заставило Соклея оторвать взгляд от своих отчетов. Впередсмотрящий указывал на северо-восток. Соклея встал, чтобы видеть дальше. Вскоре он тоже заметил парус. Он прикрыл глаза рукой, чтобы не видеть яркого утреннего солнца.

И не только он качнул головой в ту сторону. Через несколько ударов сердца моряк сказал: “Это круглый корабль. Беспокоиться не о чем”. Он был прав. Этот огромный парус и широкий бревенчатый корпус могли принадлежать только одному из торговых судов, которые перевозили зерно, древесину, дешевое вино, масло и другие товары оптом по Внутреннему морю. Единственный способ, которым круглый корабль мог подвергнуть опасности "акатос", - это столкнуться с ним.

Как только моряки увидели, что корабль на северо-востоке не представляет угрозы, они вернулись к тому, чем занимались. Соклей устал просматривать счета. Он уже хорошо их знал. Наблюдение за круглым кораблем также позволяло ему избегать общения со своим двоюродным братом.

Из-за того, что парус Афродиты?, был заторможен у реи, команде круглого корабля потребовалось больше времени, чтобы заметить ее, чем они могли бы в противном случае. Когда они это сделали, то отвели свой нос в сторону от нее. Они не могли хорошо бежать, не в этот безветренный день. Их кораблю было бы трудно обогнать моллюска.

Со своего места на юте Менедем сказал: “Если бы у меня когда-нибудь возникло искушение стать пиратом, в такое время, как это, я бы сделал это. Эта жирная свинья не может убежать, не может сражаться и не может спрятаться. Она просто сидит там, ожидая, когда ее заберут ”.

“Интересно, сколько у нее добычи”, - задумчиво сказал Телеутас - или это был голод? Соклей не мог сказать наверняка, хотя он всегда был готов думать о моряке самое худшее.

Менедем резко сказал: “Мы родосцы. Помните это. Мы бьем пиратов по голове, когда у нас появляется шанс. Сами мы в эту игру не играем”.

“Я просто шучу, шкипер”, - сказал Телеутас. “Ты был тем, кто поднял этот вопрос, ты знаешь”.

И Менедем тоже - но он ясно дал понять, что говорил о чем-то, противоречащем действительности. На самом деле у него не было искушения стать пиратом. Был ли Телеутас? Соклей бы не удивился. Но Телеутас, как обычно, нашел достаточно правдоподобное оправдание, чтобы уберечь его от неприятностей.

Соклей уложил учетные таблички в кожаный мешок. Затем он вернулся на палубу юта. “Приветствую тебя, юный господин”, - сказал Диокл, ни на йоту не меняя своего ритма, отбивая гребок для гребцов. Менедем ничего не сказал. Он держал руки на рулевых веслах и не сводил глаз с моря. Соклей, возможно, не был там.

Но у Соклея наконец-то нашлось то, о чем он мог поговорить, не затевая драку. “Этот Телеутас”, - сказал он низким, сердитым голосом. Он терпеть не мог этого моряка, но был ему по-своему благодарен.

И, конечно же, Менедем склонил голову. “Он - шедевр, не так ли?” он согласился. “Ты был прав насчет этого. Я не удивлюсь, если он время от времени становился пиратом ”.

“Я бы тоже”, - сказал Соклей. “Я прогоню его, если он попытается отправиться в плавание с нами в следующем году”.