В тот момент я даже ощутил что-то наподобие духовной связи с ним. Но правда совсем ненадолго.

Дома у нас произошел разговор. Этого следовало ожидать. Я был готов объяснить свои действия, но не был готов к его жесткой реакции.

— Вот теперь объясни мне, что это было? Какого ляда тебя потянуло на эту гребанную автобазу? Какого беса, ты угнал чужую машину и поехал на ней форсить по всей Москве? Гонщиком себя возомнил?

Он говорил спокойно, чеканя каждую фразу. Я его таким никогда не видел. Каждое слово звучало, будто гвоздь, вгоняемый в гроб.

Сестра с мамой, молча слушавшие всё это, вышли после первых десяти минут.

Отмолчаться не получилось.Что-то в наших взаимоотношениях кардинально поменялось. Это не было обычной нотацией с фразами типа:«ты о нас с матерью подумал»?

Отец хладнокровно требовал объяснений на каждый свой вопрос. Если я не мог или не хотел отвечать, то он задавал свой вопрос снова и снова.

Это было тяжелы общением. Я пытался показать ему, что люблю автомобили также как он, болею ими, знаю о них очень многое и хочу посвятить им свою жизнь.

Но только уже не как автолюбитель, а как профессионал. почувствовал, что сморозил глупость.

Уже потом я понял, что это звучало, как высокомерие. Мол, «я, профессионал, знаю лучше и больше, чем людишки автолюбители»

Но это никак не отразилось на лице отца.

— Вообщем, так, — резюмировал он, — с автомобилями в нашей семье покончено раз и навсегда.

— Пап, как же покончено? Ты что? Меня же взяли в гоночную команду. Меня взяли на поруки, ты же сам знаешь. Только что с начальником милиции сам обсуждал.

— Я сказал, никаких машин, гонок! Никаких гоночных команд и автобаз! С меня хватит одной единственной гонки, которую ты всем нам устроил. Не хватало еще выскребать твои останки из разбитого автомобиля. Слышать ничего не желаю. Слава Богу ты еще никого не угробил.

— Пап, ну тогда я людей подставлю. Там Игорь Николаевич Трубецкой за меня поручился. Он великий гонщик в прошлом и граф, то есть князь.

— Мне плевать на твоего князя и гонщиков. Пойдешь и сам уладишь вопрос. Попросишь прощения, откупишся тортом или как там еще, меня не волнует. Я запрещаю тебе заниматься гонками.

— Пап, ну ты же сам мечтал о машине всю свою жизнь. Ну вспомни себя. У меня такая же мечта…

— Ты что, оглох или русский язык совсем не понимаешь? Я тебе сказал — нет! Слава Богу ты еще не успел никого угробить.

Он резко встал со своего кресла вышел и через минуту вернулся с двумя пустыми пыльными мешками из под картошки. Протянув их мне, он приказал твердым голосом.

— Собирай всю свою горебанную маккулатуру.

— Какую макулатуру?

— Все, что у тебя там связано с автомобилями.

— Ты имеешь ввиду журналы?

— Я имею ввиду всё! Начиная с фотографий, плакатов и книжек, заканчивая газетами и журнальчиками.

— Но…

— Никаких «но». На помойку!

— Пап, я понимаю, что доставил вам с мамой кучу бед. Мы потеряли машину, но я отработаю, я все верну. Мы купим новую, поверь.

— Или ты сейчас все несешь на помойку, или я сам это сделаю, а ты уберешься из моего дома!

Я правда, не ожидал такой жесткости. Это была его месть. За утраченный «жигуленок». Черт. Как мне было тяжело осознавать, что мне мстит собственный отец. Это было невыносимо, но отправился исполнять его волю.

Если бы он дал мне время, то я мог бы обменять или продать свою коллекцию журналов и вполне приличную библиотеку автолюбителя. Но времени совсем не было.

Я с тяжелым сердцем заполнил оба мешка. Когда я их вытащил в коридор в надежде отговорить его выбрасывать все это богатство, он не дал мне ничего сказать

— Подожди, — он ушел в свою с мамой комнату и принес свои автомобильные справочники, — вот, это туда же. Неси на помойку и не вздумай, что нибудь прятать.

— Я один два мешка не донесу.

— Ничего, сделаешь две ходки.

Я потащил тяжеленный мешок на улицу. И оставил его у помещения откуда мусоровоз каждое утро забирал отходы. Отец молча наблюдал за этим,сложив руки на груди и стоя у окна.

Я был уверен, что такое добро не пролежит до утра.

Пока я ходил и спускал сворой мешок со своими любимыми журналами первый уже успел испариться.

Все произошедшее было настоящим ударом судьбы, который я решил встретить с достоинством.

Я был раздавлен, мне казалось, что отказ от мечты стать гонщиком был настоящей катастрофой.