— Вечно во всем почему-то виноваты бабушки, — многозначительно и крайне обиженно произнесла Елизавета Павловна.

— Между прочим, вас, по-моему, ни в чем не обвиняют, — заметил еще не успевший уйти в милицию Станислав Климентьевич.

— Только этого мне не хватало, — сухо откликнулась Елизавета Павловна.

Круглов-старший, махнув рукой, поспешил удалиться.

— Ничего вашему Бесику от одного кусочка не будет, — сказала Ольга и тут же дала ему второй.

Я сочла за лучшее не спорить. Все равно сегодня совершенно сумасшедший день. И у Бесика, в конце концов, могут быть в жизни праздники. Он же не виноват, что родился левреткой.

Когда мы попили чай, Клим потянул меня к себе в комнату:

— Пошли, ребятам звякнем. Надо сказать, что Мишка с Гришкой нашлись. А то Будка разболтал. Теперь весь класс наверняка на ушах стоит.

Первым мы позвонили Тимке. Но у него оказалось занято. Тогда Клим набрал номер Будченко.

— Сейчас я ему задам! Алло, Будка? Они нашлись.

Я сидела рядом, и до меня донеслись бурные Митькины ликования. Клим послушал, затем сурово изрек:

— Я, конечно, все понимаю, но зачем было трепаться? Тебя ведь предупредили, что это секрет.

Клим отнял от уха трубку, чтобы я могла слушать ответные Будкины вопли:

— А я и не трепался. Наоборот, под большим секретом сообщил Тимуру. Он ведь близкий друг и должен быть в курсе. А еще я Адаскиной рассказал.

— И на фига тебе было звонить Адаскиной? — взревел Клим.

— Очень нужно мне ей звонить! — проорал в ответ Будка. — Она сама позвонила.

У меня сделались квадратные глаза. Бред какой-то. Чтобы Зойка сама позвонила Будке...

— Клим, — одними губами проговорила я. — Спроси скорей, зачем она звонила ему.

— Зачем тебе, дурень такой, звонила Адаскина? — с охотой повторил Клим.

— А она это... узнавала, как я себя чувствую, — отвечал Будка.

Судя по его тону, Зойкин звонок совершенно не озадачил его. Про меня этого сказать было нельзя. Что-то моя хитрая подруга опять задумала. Но что? И почему ее так живо интересует состояние Будки?

Клим тем временем начал допытываться у Будки, откуда, в таком случае, о пропаже близнецов узнал почти весь восьмой «Б». Митька принялся изо всех сил уверять, что и сам очень этому удивлен.

— И Винокуру ты ничего не говорил? — сурово осведомился Климентий.

— Винокуру как раз сказал, — со святой простотой изрек Будка. — У него дядя детектив. Вот я и подумал: «Вдруг поможет найти?»

— Ну, спасибо тебе, Собачья Будка, — угрожающе прошипел Клим.

— Да я же хотел как лучше, — защищался Митька.

— А я тебе сказал, чтобы не трепался, — напомнил Клим.

— Не гони волну, — добродушно произнес Будка. — Главное, что все кончилось хорошо.

— Это тебе сильно повезло, — сказал Клим и положил трубку.

Чуть помолчав, он сказал мне:

— Ты знаешь, Агата, я сейчас вдруг представил, а что, если бы Мишку с Гришкой не нашли?

Я молча смотрела на него. Мне было даже страшно о таком подумать.

Зойка оказалась права в одном: Будкиных и Тимкиных предков в результате в школу так и не вызвали. Как доложила разведка в лице Климовой сестры Женьки, которая с самого первого класса дружит с дочерью нашей библиотекарши тети Нонны, Нинкой, директор, выяснив, как серьезно болен Тимур, сказал:

— Ладно. Не будем усугублять тревоги родителей. А вот если поведение Сидорова не исправится, тогда уж поставим вопрос ребром.

Таким образом и Будка избежал неприятностей. Не вызывать же в школу только его родителей.

Тимку после болезни как подменили. Он стал жутко мрачным и замкнутым. От Клима я узнала, что после полного медицинского обследования врачи поставили ему какой-то очень сложный диагноз. По их словам, жить со всеми этими болезнями было можно, но очень осторожно. В результате Сидорову запретили не только бокс, но и ролики, и футбол, и все остальное. Выслушав это, Тимка, который не мыслил себя без постоянного движения и разнообразных спортивных игр: зимой — в хоккей, летом — в футбол и на велосипеде, а круглый год — бокс, — резонно заметил:

— Зачем вообще жить, если нельзя все, что любишь?

Клим старался изо всех сил утешить его, однако на главный вопрос у него ответа не находилось.

— Ты понимаешь, Агата, — делился он со мной. — Наверное, я бы тоже не смог жить, если бы стало неинтересно.

Я, честно говоря, не понимала, почему все интересное в жизни должно быть связано только со спортом.

— Клим, — говорила я. — Как же Тимка может утверждать, что ему не для чего жить, когда вокруг столько всего интересного. Можно кучей вещей заняться.