— Нина, ты не будешь диктовать мне условия. Развода в любом случае не будет. Не волнуйся, мне ни так уж много осталось.

— Тогда я уйду, и ты останешься один на один со своей проблемой.

— Я и так один.

— Максим, я не буду тебя уговаривать. Думай сам. Если решишься на операцию звони.

— Зачем тебе это?

— Я же сказала… ради Маруси, она любит тебя.

— А ты?

— Ты сейчас серьезно, Макс?

Максим снова усмехнулся.

— Тебе весело?

— Не обращай внимания, это не я… это она, — Макс постучал пальцем себе по лбу. — Ты знаешь, эта дрянь оказывается имеет надо мной невероятную власть.

Я подошла к окну и посмотрела вниз. Максим продолжал что-то говорить за спиной, но его слова почему-то пролетали мимо меня. Задний двор больницы с небольшим сквером хорошо просматривался с четвертого этажа. По дорожке вдоль березовой аллеи шла женщина и катила инвалидное кресло, в котором сидел пожилой мужчина. Им навстречу бежали маленькие дети — мальчик и девочка. Девочка была постарше, а мальчик совсем малыш. Он неловко перебирал ножками, и по его неуклюжей походке было ясно, что ему не больше полутора лет. Вероятно, он только-только начал ходить, а возможно, это были его первые шаги. Девчушка с разбегу запрыгнула на колени к деду, повисла на его шее. А малыш, попытавшись ускориться, запутался в собственных ножках и чуть было не повалился на дорожку, но был подхвачен бдительной мамой.

— Максим, — я сморгнула внезапно скопившуюся в уголках глаз влагу. — Ты хочешь увидеть своего внука?

Макс завис. Почему-то такой простой вопрос завел его в ступор.

— Хочешь или нет? Подержать его на руках, посмотреть, как бьется родничок на его маленькой головке, услышать первые слова, увидеть первые шаги?

Теперь пришла его очередь отворачиваться.

— Максим, в жизни еще так много всего, чего ты еще не успел ощутить. Неужели, ты бы не хотел услышать слово «дед». Помнишь, как ты радовался слову «папа»?

Я снова отвернулась к окну, дала ему возможность пропустить мои слова через себя.

— Ты вернешься?

Отрицательно покачала головой.

— Но я тебя не оставлю… Мы не будем больше мужем и женой, но я постараюсь помочь тебе преодолеть эту беду.

— Ради Маши?

— Да, Максим… ради Маши. Она хочет приехать. Возможно через каких-нибудь полгода, ты подержишь на руках своего внука.

— А потом можно и умирать, да? — улыбнулся он.

— А потом нужно будет прожить еще полгода, чтобы полететь к ним и отметить его первый день рождения. А потом посадить его на велосипед, научить плавать, запустить с ним воздушного змея, сыграть в войнушку, свозить на рыбалку… Подумай, Макс. Неужели, эти моменты не стоят того, чтобы рискнуть?

— Я не хочу быть овощем, Нина.

— Гораздо проще опустить руки, дать раку сожрать тебя. Смириться со своей судьбой и ждать конца. А почему бы не попробовать побороться?

— Никогда тебя не понимал… По-моему, твоя жизнь станет проще после того, как меня не станет. Зачем ты уговариваешь меня?

— Моя… возможно. Жизнь нашего ребенка… точно нет. Отпусти меня, Максим. Давай попробуем сохранить хотя бы минимум уважения друг к другу. Хотя бы немного…

— Нин, прости меня.

— То, что ты сделал на днях, простить невозможно. Но я постараюсь убедить себя в том, что тобой двигало нечто большее, чем просто обида и ревность. Кто знает, может, твоя болезнь и правда одержала над тобой верх.

— За всю жизнь прости…

— Ты меня отпустишь?

Макс коротко кивнул.

— Я приеду к тебе завтра, постарайся отдохнуть.

— За чем тебе это? Ты ушла! Все! Забудь! Его проблемы тебя больше не касаются!

— Я так не могу…

Мы сидим в моей машине на больничной парковке. Паша хмурит брови и метает в меня глазами молнии. Таким я его еще не видела. Не понимаю, почему я должна оправдываться за свои решения.

— Ты не обязана нянчиться с человеком, который никогда ни во что тебя не ставил. Неужели у женщин такая короткая память! Как ты можешь забыть это!? — Паша хватает меня за руку, демонстрирует запястье, кожу которого до сих пор украшают желтоватые следы. Вырываю руку из его захвата.

— Я тебе все объяснила! Дело твое, принимать эту информацию или не принимать! Он отец моего ребенка. Как я посмотрю дочке в глаза, Паша? Как я скажу Маше, что ее отец смертельно болен. Но меня это больше не касается, потому что я ушла! Как? Я не буду с ним жить. Я просто помогу ему пройти через операцию и реабилитацию.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь! Ты сейчас связываешь себя по рукам и ногам.

— Хорошо… Что ты мне предлагаешь?

— Не знаю! — он выходит из машины, хлопает дверью.

Засовывает в губы сигарету, прикуривает. Тоже выхожу. Становлюсь перед ним. Он слегка отворачивается, выпускает дым в сторону. Поджимает губы. Смотрит на меня исподлобья. Взрослый, серьезный мужчина смотрит сейчас на меня, как обиженный мальчик. Вижу, как тяжело ему скрыть эмоции.

— Какие у него шансы?