Шрифт:
— Мама постоянно такая?
— А мама с нами почти не живет, — подала голос Лиза, чем сразу получала невербальную выволочку от брата, зыркнувшего на нее своими острыми глазищами.
— А где она живет?
Лиза втянула голову в плечи и, сцепив тонкие пальчики в замок, съежилась на стуле.
— Не слушайте ее. С нами она живет.
— Она все время в таком состоянии?
— По-разному бывает… Мы справляемся, — в голос мальчишки вернулись стальные нотки.
Тем временем вода закипела, и я отправила в нее нарезанный кубиками картофель. Нашинковала лук и сделала зажарку на подсолнечном масле, которое мне тоже предоставил Женя.
— А муки у вас, случайно не найдется? Немного… со стакан.
— Для супа — удивленно спросил мальчик.
— Нет, блинчики хочу вам испечь. Молоко и яйца у вас есть. Муки бы немного.
— Сейчас, — мальчишка сорвался с места, снова побежал на улицу и через несколько минут зашел обратно с литровой банкой, наполненной мукой. Под мышкой он держал еще одну баночку, как выяснилось позже, с вареньем. — Бабка Томка сегодня щедрая, — произнёс мальчишка почти с восторгом, а потом осекся, вперившись в меня взглядом, и снова прилип к стене.
Сковорода у них, конечно, была никудышная. Блины липли и ни в какую не хотели отходить. Четыре первых блинчика были счищены в мусорное ведро, но потом я приловчилась и начала переворачивать блины один за одним.
Дети уплетали свежий вермишелевый суп с тушенкой. Лиза дула на ложку, осторожно пробуя горячий бульон, а Женя глотал его так, будто бы он не обжигал его вовсе. Горка блинчиков росла, за ней поспевал закипающий чайник.
Я закинула пару чайных пакетиков в кружки. Где чья, я определила без проблем. Лизина кружка была в виде Кроша из Смешариков, а Женина просто черная. Возможно, когда я налью в нее кипяток, на ней проявится какой-то рисунок.
— А вы чай не будите — послышался голос Лизы. Женя поднялся со своего места и, приоткрыв шкафчик, вытащил из него большую яркую кружку с тюльпанами. Поставил ее передо мной.
— Она чистая, не переживайте. Мы маме ее на Восьмое Марта собирались подарить.
— Не подарили?
— Нет, — сухо ответил мальчик и сел на свое место.
Я бросила в кружку третий чайный пакетик и налила во все кружки кипяток. Кружка Жени и правда окрасилась в желтый цвет. Черным на ней остался лишь силуэт летучей мыши. Разглядев это изображение, невольно улыбнулась: «Ты и правда супергерой, Женька, — подумала я и присоединилась к детям.».
18. Ради дочки
— Как ты?
Я осторожно коснулась ладони мужа, заставив его обратить на себя внимание. Его губы скривила горькая усмешка.
— А тебе не все равно?
Сказать ему правду? Сказать, что не чувствую сейчас ничего, кроме пустоты. Почему-то именно сейчас в моем сознании всплыли давние обиды. Воспоминания, о том, как слегла моя бабушка, волной захлестнули и в красках напомнили о том, что я переживала в тот период. Макс настаивал на том, чтобы я отправила ее в дом престарелых. Свекровь всячески поддакивала ему, сетуя на то, что я почти забросила семью, кинув все силы на уход за больным пожилым человеком. Я так просила его забрать ее к нам, и Макс чуть было не согласился и даже собрался оборудовать для нее комнату. Но с нами жила его мать, которая была категорически против ее переезда. Я была вынуждена мотаться к бабе Шуре каждый день, а на период своего отсутствия нанимать сиделку.
— Зачем ты так? Мы вроде не чужие люди…
И снова эта горькая усмешка на его губах.
— Нин, ты не обязана меня жалеть. Можешь не притворяться. Все равно у тебя плохо получается.
— Маша, тебя разыскивает. Я не стала говорить ей правду.
— Правильно. Не нужно ей знать. Потом расскажешь.
— Давно ты узнал?
— В январе.
— Больше полгода прошло. Почему ты ничего не делал?
— А смысл?
— Ты меня поражаешь. Ты человек, который вынимать занозу из пальца к хирургу ездил. Решил, что лечиться бессмысленно?
— Так то была заноза, Нин, — теперь усмешка блеснула и в его глазах. — Разве можно доверить что-нибудь серьезнее занозы нашим врачам.
— Ты не прав! И у нас есть хорошие нейрохирурги. Совсем необязательно ехать за границу.
— Давай мы закроем эту тему. Это не в первый раз. Завтра буду почти как новенький.
— До следующего приступа?
Макс слегка пожал плечами.
— Зато не буду овощем, отчаянно цепляющимся за жизнь. Может, следующий раз окажется последним, и я даже понять не успею, как отойду в мир иной. Тебе же только лучше будет. Станешь обеспеченной вдовой. Заживешь новой жизнью.
— Я не хочу быть вдовой, Макс.
— Ну тут уж извини… С этой проблемой не ко мне, — Макс стрельнул глазами в потолок, вероятно хотел показать, что срок его жизни предопределен небом.
— Давай так, — эта мысль буквально секунду назад родилась в моей голове. — Ты соглашаешься на операцию, а я повременю с разводом. Я не оставлю тебя ради Маши. Вероятность того, что операция пройдет успешно, не так уж и мала. Нужно рискнуть, Максим. Быть может, этот риск в итоге окажется оправдан.
Сама мысль о том, что мне придется изменить свои планы, претила. Ведь буквально несколько часов назад я твердо для себя решила, что его болезнь никак не изменит моих планов. Я потерплю еще немного. Совсем чуть-чуть. Ради Маруськи.