Шрифт:
— А если он не передумал?
— Да куда он денется!
В длинном коридоре интерната невозможно душно. Обмахиваюсь руками, стараясь не заплакать. Ну чего он медлит?
Наконец Женя выходит из кабинета директора. Взъерошенный и хмурый, он похож сейчас на мокрого воробушка. Ругаю себя за то, что решила не брать с собой Лизу в интернат. Им нужно было увидеться.
Женя смотрит на нас исподлобья и отрицательно мотает головой. Позади раздается топот. Ваня с разбегу врезается в Пашу. Смеется, щебечет что-то. Паша присаживается и подхватывает его на руки. Мальчонка виснет у него на шее.
— Я только вещи соберу! У меня их немного! В рюкзак все поместится, — тараторит он, продолжая стискивать Пашину шею в объятиях. А я даже посмотреть на него не могу. Потому что сердце мое рвется. Я делаю шаг к Жене. Он делает шаг назад.
Из кабинета выходит Наталья Викторовна. Пожав плечами, разводит руками. Женя разворачивается и так, и не сказав нам ни слова уходит, а потом взлетает вверх по лестнице скрываясь из виду.
— Можно мне к нему? — спрашиваю у озадаченного директора. Она кивает.
— Двенадцатая комната, — говорит мне вслед.
— Нин! Подожди!
— Не ходи пожалуйста за мной! — поворачиваюсь к Паше. — Лучше помоги Ване собрать вещи.
В просторной комнате темно и неуютно. Оба окна завешены шторами. Никто не распахнул их с приходом нового дня. Комната напоминает большую больничную палату. В ней пусто, дети на учебе. Только Женя лежит на крайней кровати и закинув руки за голову смотрит в потолок. Стучу по выкрашенному салатовой краской дверному откосу. Женя не реагирует. Лежит молча, не моргает и даже дышит как-то замедленно. Он словно затаил дыхание и застыл в таком состоянии.
Не дожидаясь приглашения прохожу в комнату, присаживаюсь на край его узкой кровати. Лежит. Не реагирует.
Опускаю голову. Тереблю рукав водолазки, делая маленькую зацепку на крае манжета еще больше.
— Прекратите ко мне ходить, — чуть слышно произносит мальчик, не меняя своего положения. Его глаза по-прежнему смотрят в потолок.
— Почему — с трудом справившись с эмоциями, спрашиваю я.
— Вы взяли уже себе две игрушки… Вам мало?
— Зачем ты так говоришь?
— Лиза уже называет вас мамой?
Молчу. Опускаю взгляд в пол.
— Называет? — чуть повысив голос произносит он.
Коротко киваю.
— Жень, я не просила ее об этом. Она сама…
Лиза стала обращаться ко мне так, в больнице. Полтора месяца мы кочевали из отделения в отделение. Мы решили, что лучше пусть будет больничная палата, чем комната детского дома. В день нашей росписи меня подменила Инна, а когда я вернулась к ней, Лиза так обрадовалась, что это слово само слетело у нее с языка. Какое-то время она немного стеснялась, не решалась так ко мне обращаться. Поэтому я сама ей сказала, что если она хочет, то может меня так называть. Так что теперь я «мама», еще не совсем официально, но мы очень быстро движемся в этом направлении. Есть человек, который очень нам помогает. Если бы не он, этот путь был бы в разы длиннее.
— И Ванька скоро назовет.
— Может и назовет, не знаю…
— А я не буду! — говорит он и повернувшись на бок отворачивается к стене. — Вы не подумайте… Я рад за сестру. И за Ваньку рад…
— Жень, поехали домой, — слегка касаюсь его плеча. Мальчишка дергается. Я отнимаю руку.
— Вы знаете где мой дом. И ближайшие шесть лет… я в него не поеду. Родителей не выбирают, тетя Нина. Вот мне, достались такие… И я не хочу менять ни фамилию, ни отчество.
— Кто тебя заставляет?
— Да как вы не понимаете!? — резко поворачивается и садится на кровати. — Неужели вы настолько наивны, что думаете, что сможете воспитать из меня нового человека. Поздно уже! Я сам себя воспитывал! И я не собираюсь меняться!
— Жень! Мы хотим тебе помочь. Хотим показать тебе другую жизнь. Ведь ты еще о жизни ничего не знаешь. Маленький ты еще, — прохожусь ладонью по его растрепанным волосам. — Лиза по тебе скучает…
— Нин, оставь нас.
Оборачиваюсь на голос Паши. Он кивает мне на выход. И мне ничего не остается как подняться с кровати.
— Я надеюсь, что ты передумаешь, Женя, — слегка потрепав его плечо покидаю помещение.
Не знаю, о чем они говорили, но спустя десять минут, они вместе спустились в холл.
Ванька, вцепившись в рукав моего плаща сидел рядом. Просияв беззубой улыбкой неожиданно, вскрикнул:
— Идут!!
В черной ветровке и с рюкзаком за плечами, Женя казался немного старше своего истинного возраста. Теплая одежда скрыла его худощавое телосложение и сейчас он больше походил на подростка, может даже на юношу, но никак не ребенка. Ваня подскочил и ухватил его за руку.