— У нас на Жабне возле бакена яма, — продолжил он. — Общая глубина — тридцать пять метров. Гидрологи измеряли. Вот следующим летом приезжай, посмотрим, как ты нырнешь до дна. Ставлю на кон ящик коньяка.

— Во-первых, — рассудительно молвил Вова, — когда мне выражают недоверие, я склонен повышать ставки. Например, в данном случае — до тысячи рублей.

— Идет, тысяча рублей! — заключил долговязый, опустошив рюмку и волевым жестом утвердив ее на середине стола.

— Во-вторых, — продолжил Вова, подняв бровь, — необязательно ждать следующего лета. Сомнения в наших доверительных взаимоотношениях мы можем устранить прямо сейчас.

— Да сегодня к ночи до нуля похолодает, — высказался хозяин дома.

— Глистам холера не помеха, — сказал Вова. — А Северный Ледовитый океан приучил меня к неблагоприятным температурам. Я принимаю ваш смехотворный вызов.

Возникла настороженная пауза. Затем, наспех накинув на себя залежалые дачные шубейки и ватники, побрели к реке. Мне достался драный овчинный тулуп, Володя степенно шествовал в пластиковых пляжных тапочках и в двубортной старой шинели, надетой на голое тело. На плече шинели болтался скукоженный полковничий погон.

Дошли до края пирса, остановившись на краю его бетонной плиты и всматриваясь в оранжевый поплавок далекого, метров за сто, бакена, одиноко торчащего в черной неприветливой воде.

Небо уже заполонила вечерняя лиловая мгла, влажный холод лез настырными лапами в прорехи моей овчины, а воздухе я заметил пару мимолетных снежинок, канувших в речную неуютную стынь.

Вова неторопливо снял шинель, повесив ее на ограду пирса. Скинул с себя тапочки.

До последнего мгновения никто, в том числе и я, не верил, что он нырнет сейчас в эту холодную непроглядную жуть, полагая, что мы участники всего лишь бесшабашного розыгрыша, но тут случилась и вовсе несусветное: Вова не просто без всплеска, в длинном скользящем падении вошел в глубину, но и бесследно канул в ней на несколько минут, заставив нас в беспокойстве озирать речное пространство с его бесстрастно утвердившимся бакеном, возле которого, наконец, возникла голова нашего товарища.

— Контрольная точка достигнута без происшествий! — донесся до нас его выкрик. — Приступаю к основному заданию!

Я посмотрел на долговязого спорщика, тянувшего шею для лучшего рассмотрения своего оппонента в застланном мглой водном просторе. Лицо спорщика отяжелело от нехороших предчувствий скорого расставания с опрометчиво выставленной на кон суммой, равной в своем выражении цене деревенской хаты. Его товарищ включил прихваченный из дома фонарь, в подробностях высветивший бакен и мелькнувшие над водой Вовины голеностопы, тут же исчезнувшие в пучине.

Потянулись еще несколько минут томительного ожидания, но вскоре, из фонтана брызнувшей по сторонам воды, стремительно, во весь торс, возникло тело боевого пловца с широко раскинутыми руками, в чьих кулаках находился придонный грунт, тут же подброшенный им в воздух.

Глаза долговязого сначала округлились, затем остекленели, как у выпотрошенного к ухе ерша. Остальная компания, ошарашенно переглядываясь, предалась комментариям, основанным на сложных витиеватостях восхищенных нецензурных эпитетов. С помощью той же лексики в ее англоязычном варианте свои впечатления выражал и Хантер, восторженно, как заводной попугайчик, крутивший головой из стороны в сторону. Он был облачен в ватные штаны лагерного конвоира и — видавший виды милицейский бушлат с латунными пуговицами. Голову его украшала бейсболка с эмблемой футбольного клуба «Манчестер Юнайтед». Стоит заметить, что, выслушивая его, публика с ним понимающе соглашалась.

Между тем, используя могучий стиль «баттерфляй», Володя, словно паря над водой, приблизился к пирсу, подтянулся за край бетонной плиты и, отряхнувшись зябко, сказал:

— Погрузившись под бакен, я одновременно погрузился в воспоминания о нашей парилке. Ее пора вновь навестить.

— Долго ты там… — последовала реплика.

— Опытный ныряльщик всплывает через три минуты, — отозвался Володя. — Неопытный — через три дня. Но есть исключения. Например, водолазу может последовать приказ: «Поднимайся, мы тонем!». Тут для принятия решения необходимо время на раздумье…

Побрели обратно, в заветное тепло жилья. Я шел впереди, слыша за спиной очередное повествование матерого моряка:

— А вот когда я нырял в Японском море, то нашел в зарослях трепангов, то есть, кораллов, шестиконечную морскую звезду.

— Да ну!

— Явно еврейского происхождения… Биробиджан-то рядом…

По возвращении в баню, удрученный и отчужденный от нашей беспечности спорщик переоделся, отлучился на полчаса, после чего явился вновь, молча выложил на стол пачку червонцев и, не попрощавшись, растворился в гулком мраке накрывшей деревню ночи.

Утром, выйдя за калитку, я встретил соседа, хозяина вчерашней незабвенной баньки.

— Ты вот что, — сказал он мне хмуро. — Ты эту чуму сюда больше не привози. Эк, как он Геннадия нахлобучил… Американец — да, американец хороший, а эту чуму… — Он сплюнул через плечо. — Ты понял, в общем…

— Пожелание учтено, — сказал я.

В этот момент дверь дома открылась и на крыльце, просунув во входную дверь свои габариты, появился Вова — босой, с влажным после утреннего омовения торсом и в набедренной повязке в виде махрового полотенца. Вова сладко потянулся, при этом протяжно и отдохновенно пукнув в утреннее безмятежное пространство.