Вечером грянул обильный снегопад, укрывший Ригу снежной искрящейся шубой. Кстати. В телевизионных советских метеосводках сегодняшние расхожие термины: «атлантический циклон», «снежный вихрь из Скандинавии», «теплые массы воздуха из Ирана» — не звучали, ибо могли травмировать сознание граждан мыслями о свободно, без разрешения партии, перемещающихся потоках атмосферы из мира капитализма, оказывается, находящегося совсем неподалеку и неуправляемо связанному с государством развитого социализма общими планетарными процессами.

Я возвратился в «Интурист», привычно отправившись на ужин в гостиничный ресторан. Народу в ресторане было битком, ожидалось какое-то шоу едва ли не с кордебалетом, но с местом в зале мне внезапно помог жирномордый агент, пригласив за свой стол, куда тут же по его распоряжению доставили и дополнительный стул.

Агент был со мною крайне обходителен и радушен, что поневоле настораживало, тем более, с места в карьер осведомился, желаю я выпить и что именно, за его счет.

— Сначала принял тебя за валютчика, — доверительно прошептал он, приглаживая и без того прилизанную прическу. — Тут они постоянно шастают…

— А ты их разоблачаешь, — кивнул я.

— Не скрою… — выпятил он губу.

— И за кого ты меня принимаешь теперь?

— За честного советского человека! — обтекаемо произнес агент. — Ну, будем!

В дальнейшем разговоре я поведал агенту о себе, как о консультанте нового детективного фильма, сказав, что именно валютчикам и спекулянтам в нем посвящена часть сюжета, а далее публика взорвалась аплодисментами, и на ресторанную эстрадку выкатились в плюмажах и распахнутых платьицах, в сетчатых чулочках на резинках, красавицы из варьете, в которых я не без удивления признал всю нашу женскую массовку из киношного притона. Любоваться ей можно было, пока глаза не растают. Я приветственно помахал дамам рукой, но тут грянула музыка и цветастой каруселью закрутилось представление.

— Ты чего, их знаешь? — выпялился на меня агент.

— Всех до одной!

— Познакомь!

— Если нальешь…

— Какие вопросы, дружище…

Во время перерыва девочки подошли к нашему столу, расцеловав меня, объяснили, что подхалтуривают тут время от времени, развлекая заезжих иностранцев, а после окончания представления согласились пропустить с нами по рюмке-другой, что воодушевило служивого человека, готового спонсировать мероприятие.

Все, как и следовало ожидать, закончилось пьянкой, артистки попросили агента угостить их «Айриш кримом», на что тот посетовал, что данный напиток продается только в валютном баре; я вспомнил про заначку в тридцать долларов, оставшихся от последней командировки в Индию, и, навестив бар, принес заветную бутылку. Однако только ее раскупорил, к столу подвалили двое смурных типчиков с непроницаемыми лицами и короткими одинаковыми прическами, вежливо попросив меня отлучиться на интимного свойства разговор.

И только в моей нетрезвой голове мелькнуло, что с баром и валютой я допустил оплошность, в дело вступил агент, сидевший к подошедшей парочке спиной. Обернувшись к ней, он процедил нечто похожее на «пшли вон», после чего эти шавки дисциплинированно и поникше удалились.

Далее пьяный агент признался в любви и готовности вступить в брак трем красоткам из кабаре, вероятно, путая их лица; затем полез под стол за упавшей вилкой, отчего от натуги по шву треснули его брюки, представив на обозрение сатиновые трусы с рисунком из стрекоз и бабочек; и я уяснил, что пришла пора тихой сапой ускользать к себе в номер с недопитой бутылкой ирландского ликера и сопровождающим меня симпатичным лицом…

Через день после моего прибытия в Москву мне позвонил помощник Чурбанова, приказным тоном заявив, что я должен немедленно приехать в министерство.

Поехал на улицу Огарева, где в ту пору размещалось все начальство МВД.

И, как подозревалось, нарвался на начальственный гнев.

— Что за дела?! — орал на меня заместитель министра. — Что за бардак с латвийскими девками? И доллары у тебя откуда?

— За границей не успел потратить…

— Обязан сдать! А ты по валютным барам шастаешь! — он потряс у меня под носом какой-то бумагой, очевидно, докладной из рижских надзирающих органов. — И прикрываешься подписанным мною удостоверением!

— Я его никому не показывал, это вы зря!

Он помолчал, соображая.

— В номере его оставлял?

— Да, в сумке…

— Ну, тогда понятно. Наш «Интурист» самый бдительный «Интурист» в мире… В общем, еще один такой фокус, удостоверение изымается, а статья о валютных операциях применяется…

Так вот откуда взялась внезапная благосклонность ко мне гостиничного сексота, все-таки на меня настучавшего… Лизал пес руку, а потом — взыграли рефлексы, не удержался, тяпнул… То ли по неизбывной привычке, то ли — как оправдание за собственную пьянку, Бог весть, как для него закончившуюся, однако оформившуюся в весьма интересный отчет для начальства, тут же с восторгом перестуканувшего о моих невинных похождениях в Москву.

— Теперь… — внезапно Чурбанов перешел на тон доверительный. — Я «Волгу» свою продаю… Ну, машина, сам понимаешь, на заказ сделанная, почти неезженая… Надо, чтоб своему человеку, без всякого звона… Вокруг тебя много всякого народа…

— Это — устроим, — сказал я. — Но только за рубли, не за доллары.

Просьба с продажей личной машины показалась мне странноватой, и попахивало от нее каким-то неблагополучием, намечающимися переменами то ли в его личной жизни, то ли в карьере, явно подходящей к финалу…