– Два корабля из Гесперии пристали сегодня к берегу, - заговорщически подмигнула мне Леони, из чего я сделала вывод, что неизвестное мне красное вино в маленьких бочонках, которое разливал дядька Симон, вовсе не было куплено сегодня на базаре.

– Контрабанда? – усмехнулась я, поднимаясь по шаткой лестнице в свою каморку.

– Конечно, она самая! – обиделась на моё сомнение хозяйка таверны. – Ещё месяц тому назад вино грузилось в порту Картахены, а сегодня уже в заведении Леони. Сама знаешь, у меня другого товара не бывает, ерундой не торгую!

– Вот как? – я была рада за Леони, но не от всей души, позволила себе остановиться ненадолго и поинтересоваться, лицемерно поджав губы: - Разве контрабанда – это не преступление? А, как же заповеди Всемилостивейшего?

Я заткнулась ненадолго, вспоминая, говорил ли он что-то про контрабанду, а если и говорил, то что именно? Как правило, он угрожал карами небесными и душевными переживаниями после смерти, в то время как его последователи на земле, то есть жрецы, предпочитали более явные наказания за контрабанду, приравнивая её к воровству.

Леони загрустила на пару мгновений, но тут же расплылась в лучезарной улыбке:

– Хорошо, что напомнила! Завтра поутру, после службы, не забудь напомнить мне зажечь лампаду возле лика святого Дагона, покровителя мореплавателей. Пусть минуют их корабли шторма и рифы, пусть их трюмы будут всегда полны такой чудесной сангрией. Что же касается Всемилостивого, то думаю, что мы с ним поладим…

Я грустно кивнула, со вздохом признавая тот факт, что даже в выходной поспать у меня не выйдет. Возможно, у меня был шанс как-то «отбояриться» от посещения святого места, но что-то мне подсказывало, что это было бы ошибкой с моей стороны. Как можно понять, вера тут не на последнем месте, и посещение храмов было святой обязанностью каждого гражданина. Конечно, если он не хотел однажды попасть на костёр по обвинению в вере в старых богов. У меня такого желания не было, поэтому я согласилась на подобное мероприятие.

– Что же… в таком случае буду счастлива пойти с вами в храм, - сказала я, рассчитывая на то, что у меня достаточно счастливый и одухотворённый вид.

Заглянула в кухню, дядька Симон с довольным видом жарил большие куски тунца, напевая что-то под нос и раскладывая рыбу по тарелкам с майонским соусом, вторая подавальщица, которая временно работает посудомойкой, с кислым лицом полоскала кружки. Её фингал практически сошёл на нет, только лишь кое-где оставляя любопытные желтушные пятна под глазом и на щеке.

Утро же наступило, как мне почудилось, тотчас после того, как я закрыла глаза. Вот ещё буквально десять минут тому назад гесперийские морячки отплясывали что-то зажигательное на крыльце харчевни, как меня уже будит Леони и требует пошевеливаться, потому что скоро рассвет. Я туго соображала спросонья и не сразу поняла, что она от меня хочет, открыла глаза и с трудом подавила в себе желание выругаться. Конечно, у нас же на сегодня намечено культурное мероприятие! В результате наших интенсивных сборов мы вышли на улицу, когда небо успело только слегка посветлеть или даже посереть, а предметы получили очертания.

По такому случаю, как посещение храма, повар снял свой неизменный фартук и нацепил на себя приличную рубаху, свободные штаны и штиблеты из полосок кожи на ноги. Под мышкой у него был маленький бочонок, который он бережно прижимал к себе. Впрочем, Леони также приоделась, на ней было скромное платье приличной длины, украшенное камеей. Даже одна из подавальщиц и то, непрестанно зевая и что-то недовольно бормоча себе под нос, выглядела пристойно, как никогда раньше.

«И какого чёрта церковное богослужение начинается в такую рань?» - недовольно думала я, ёжась от утренней прохлады и мечтая только о том, чтобы в храме оказались скамьи или стулья, я могла бы забиться в уголок и ещё немного подремать.

– А где наша новая посудомойка? – нелюбезно поинтересовалась я, не в силах простить столь раннего подъёма.

– Ой, конечно! – всплеснула руками Леони. – Ты же ничего не знаешь! Как раз после того, как ты поднялась наверх, пришёл какой-то человек, вроде бы, знакомый Танны, толком я не поняла, но он предложил её новую работу, и даже недурно оплачиваемую, ну она долго-то думать не стала, собрала свой узелок и попрощалась со мной тут же.

Я только крякнула от удивления. Это что же, интересно, за внезапно возникший меценат? И работу какого рода он предложил бедной девушке? Впрочем, судя по лицам моих собеседников, никаких опасений за судьбу Танны они не испытывали. А что до работы… вряд ли у девушки попросят что-то, что она не умеет делать, к примеру, или же то, что выходило бы за рамки её обязанностей. Насколько я помню, то родственников у неё нет, так что некому будет возмущаться, что она позорит имя рода.

Сиона, которая осталась единственным сотрудником, не считая повара, тут же стала подсчитывать, на какую сумму у неё может увеличиться заработная плата.

Я вяло поддакнула, что, учитывая популярность заведения Леони и любовь морячков к платной любви, нагрузка на Сиону непременно возрастёт, а это, знаете ли, чревато!

– Да, пожалуй, тут вы правы, госпожа! – поскучнела подавальщица, которая не рассмотрела проблему со всех сторон.

К тому времени, когда мы дошли до главной площади, на которой высился храм Всемилостивого, уже давно рассвело, возле храма было многолюдно, люди стояли небольшими группками, приветствуя своих знакомых, болтая и улыбаясь, или же медленно втягивались внутрь самого здания, из чего я сделала вывод, что «посещение храма» - не только обязательное, но и социальное действо.