Темный маг резко замолк, смотря на Лавра так, будто впервые его видит. А после, что-то явно осознав, улыбнулся. Мерзко, издевательски. Чудовищно.

Мужчина засмеялся.

— Твои глаза. Вот что нужно заказчику.

У Лавра в груди все похолодело от ужаса.

И это не осталось незамеченным.

— В самом деле? Ты знаешь об этом?

Волшебник наклонился к Лавру, опустившись к земле. Он долго и пристально вглядывался в черты юношеского лица.

— А что в них такого особенного?

Лавр крепко сжал рот в немом противостоянии с волшебником, понимая, что единственное, чем он мог бы отбиваться от темного мага — его стихи. Но мысли в голове Лавра путались, и все, что он мог, это затравленно смотреть на своего палача и подавлять вырывающийся из горла кровавый кашель.

— Не скажешь? Ну и не надо. Раз им нужны твои глаза, то их я им и принесу.

Ужасная догадка поразила Лавра, и колдун издал скованный стон, булькнувший где-то внутри. Он не мог пошевелиться — при падении повредил позвоночник. Лавр не чувствовал ног, лишь слегка ощущал покалывание на кончиках пальцев рук.

Волшебник усмехнулся.

— Прекрасно, — заявил он, убедившись, что Лавр не сможет оказать ему никакого сопротивления. — Просто прекрасно.

Вряд ли волшебник имел хоть какие-то познания во врачевании. Но тащить на себе неспособного двигаться Лавра до самого Министерства он точно не собирался. Да и вряд ли, рассуждал волшебник, исходя из того, как выглядел Лавр, тому долго осталось мучить свою душу в этом цикле.

— Что ж, ты забрал мою палочку, — произнес мужчина с таким кровожадным видом, что у Лавра сперло и без того нечастое дыхание, — а я заберу твои глаза. Уж не знаю, что в них такого особенного, но раз мне за них заплатят, то какая, собственно, разница, что в них такого, верно?

Лавр был с эти не согласен! Его глаза — его величайшая ценность. Как он не понимал этого раньше? Почему считал свои глаза проклятием, а не даром? Никчемностью, от которой он бы с удовольствием избавился, лишь бы быть таким же, как остальные дети.

С помощью его глаз можно загубить тысячи жизней.

С их же помощью эти жизни можно было спасти.

Сириус не должен их получить. Этого нельзя допускать.

В этот момент Лавр вспомнил Первородного, сидевшего в кандалах под землей в Министерстве. Тот мужчина не боялся смерти, потому что не мог позволить Сириусу использовать себя, как вещь, для достижения цели. Цели, для которой требовались жертвы.

Если бы Лавр только мог сейчас пошевелиться… он бы тоже не боялся.

Когда волшебник наклонился к нему, Лавр закрыл глаза и изо всех сил зажмурился. Тщетная попытка спастись.

— Тебе это не поможет, — произнес волшебник, раскрывая правый глаз Лавра своими пальцами. — Не шевелись, этот глаз нужен мне целым.

Лавр не знал, чувствовал ли он чужое прикосновение, или оно ему лишь казалось, но он изо всех сил старался вертеть головой. Вряд ли у него получалось, но своими действиями он разозлил волшебника.

Тот с силой ударил колдуна по лицу, щека у Лавра моментально раскраснелась.

Что происходило после, Лавр понимал смутно. Лишь чувствовал, как от него отрывали кусок за куском. Как тысячи нитей рвались в его голове, заполняя сознание звенящим гулом. Правая половина его лица онемела, словно ее больше не было. Левая горела от удара волшебника.

Лавр тихо всхлипывал.

Он вновь погружался в глухую пустоту, теряя всякое желание мыслить.

Волшебник вглядывался в глазное яблоко колдуна, аккуратно сжимая его в пальцах.

— Надеюсь, не испортил, — произнес он, наводя на глаз палочку. — Вещица хрупкая, надо бы сохранить.

С помощью магии волшебник заточил глаз в сферу, полость которой была заполнена жидкостью.

— Отлично. Пол дела сделано.

Опустив взгляд на Лавра, волшебник улыбнулся, приступая к извлечению второго глаза.

Лавр не сопротивлялся, безучастно разглядывая алое небо замутненным взглядом, пока еще мог хоть что-то разглядеть.

???

Когда гул в его ушах резко оборвался, мир окрасился в оттенки синевы. Но лишь на короткий миг. Вспышка света, удушающий горячий ветер и кисловатый запах заполнили сознание Лавра. А после мир вновь стал темным и холодным, с плывущими по небу алыми тучами.

На затворках сознания собственный голос говорил Лавру не сдаваться. Об этом же, как казалось колдуну, говорил и Яр. Его лицо, нависшее над ним, было мутным, не имело четких очертаний, но Лавр все равно узнал чародея. Его губы шевелились, но Лавр не слышал его голоса. Не мог разобрать ни слова из того, что говорил Яр.

Или же даже не пытался.

Лавру хотелось отпустить себя.

И он отпустил.

Позволил своей душе и телу провалиться в пустоту, где не было ничего.

Ни эмоций.