— Ну… тогда давайте Вы просто вернетесь в Министерство, и меня, как своего ученика, с собой возьмете. Все будут думать, что Вы вернулись навсегда, а мы будем хитрее! Поймем, куда направился Ваш друг, я точно знаю, у меня и без имени его все получится! И последуем за ним!

— Что? — Лавр считал идею малыша Шалфея безумной. — Ты со мной никуда не пойдешь. И в Министерство я не вернусь.

— Как же Вы тогда собираетесь искать своего друга, оставаясь здесь? — Мальчик, насупившись, надул губу. Пусть и Первородный, но что в предыдущем цикле, что в нынешнем, он был всего лишь ребенком. — И без моей помощи Вам не справиться.

— Что-нибудь придумаю. — Возвращение в Министерство Лавр оставил на самый крайний случай. — А на сегодня давай заканчивать. Уже поздно, мы с тобой засиделись.

???

Но за ночь Лавр так и не смог сомкнуть глаз.

Как же ему найти Яра и сбежать?

Последующие два дня Лавр провел в скверном расположении духа. Делать ему ничего не хотелось, а от еды и того, воротило, будто на завтрак, обед и ужин ему предлагали не изысканные блюда, а помои.

— Это ты, дружок, знатно захворал, — выдала как-то в обед Валериана, оглядывая Лавра, притихшего за небольшим столиком на ее кухне. — Я-то, ясное дело, не против, чтобы ты тут сидел, но уж вид у тебя больно скверный. Всех кухарок мне распугал.

Лавру было стыдно, но извиняться он не стал. Только в очередной раз тяжело вздохнул, размешивая ложкой в тарелке густой суп из белых грибов. На вид, конечно, так себе, бурда бурдой, но запах был неописуем. И если бы не его подавленное состояние, Лавр бы заставил суп исчезнуть из тарелки меньше, чем за минуту. Но аппетита не было.

— На лицо все признаки сердечных терзаний, — со знанием дела выдала женщина, намереваясь подстегнуть Лавра к задушевной беседе. Но тот не повелся, гипнотизируя точку на столе. — Так дело не пойдет, Лаврушка. Давай же, расскажи тетушке Валериане, что гложет твою конопатую душеньку, а я уж помогу, чем смогу.

Хотелось бы Лавру рассказать, да как о таком расскажешь?

Уже два дня он не мог толком ни есть, ни спать, все его мысли заняты лишь тем, как раздобыть что-то, принадлежащее Яру, и найти его? Лавр передумал с сотню различных способов, но не один по итогу так и не был им утвержден.

— Вот давай здраво рассудим, — продолжала Валериана, — ребятня твоя полугодие окончила без труда, так?

Лавр кивнул.

Что правда, то правда. Вверенные ему ученики блестяще — как он искренне считал — завершили первое полугодие своего обучения. И даже малыш Шалфей, по понятной причине, все свои контрольные и экзамены сдал не хуже остальных.

— Ты же только подумай, никому из них не придется посещать дополнительные занятия. И в конце недели они уже начнут разъезжаться по домам. Уж мне-то можешь поверить, что нет для преподавателей времени спокойней, чем зимние каникулы.

Лавр вновь вздохнул.

Отодвинув от себя тарелку, он взглянул на нее в последний раз и посмотрел Валериане в глаза.

— Да дело не в детях, — сказал он. — Меня их общество не гложет.

— А что тогда гложет? — Валериана почувствовала, что дело двинулось с мертвой точки. — Может, преподавать надоело?

Лавр покачал головой.

— Ну раз дело не в детях и не уроках, тогда в чем же? — Женщина на миг задумалась. А затем ахнула, будто что-то поняв. — Так и вправду дела сердечные? По какой красавице ты сутками вздыхаешь?

Лавр постарался отмахнуться.

— Да нет же…

Но вспомнил о Камилле и на душе неприятно заскребло.

Лавр старался не вспоминать о девушке. В конце концов, своим молчанием на его письма она дала ясно понять, что не желает иметь с ним ничего общего. Оно и понятно, Лавру не в чем было упрекнуть подругу. Если бы она исчезла из его жизни так же внезапно, без объяснений, оставив после себя лишь письмо с извинениями, он бы тоже обиделся.

Но все же дело было не в Камилле.

— Значит, кто-то в твоем сердечке уже живет? — улыбаясь, спросила Валериана.

Знала бы она, что била по больному.

— Это… сложно…

Жила ли Камилла в его сердце? Да, конечно. Лавр и под сомнение не ставил эту истину. Он был влюблен. Любил. И все еще, наверное, любит.

Но думать о своих чувствах, и уж тем более размышлять о них у Лавра, как бы это не звучало, не было ни сил, ни времени.

— В любви в твоем возрасте всегда сложно, — хихикнув, произнесла женщина. — С годами как-то легче становится. Уже ни на что не обижаешься, а если и обижаешься, то обиды проглатываешь, предпочитая мирную тихую жизнь. Поговори об этом с кем еще, и тебе ответят так же.