Сейчас маска баргата медленно съехала, обнажая его суть. И я была поражена тому, что больше не ощущала перед ним страха. Я не боялась его, хотя и знала, что, если ему отдадут приказ, он свернёт мне шею голыми руками.

Мои глаза смотрели в часть его тёмной души, что я увидела под сводом септы. Шаян Фархад, ставший худшим из своих кошмаров, жил с грузом на душе, умело его пряча за маской палача. Потому что обычно после трагедии такие люди, как он, ожесточаются до самых беспощадных карателей, которым больше нечего терять. А у Шаяна больше не было якоря.

Он приблизился ко мне вплотную, явно удивлённый моей реакцией и тому, что я не отшатнулась от него. Хотя в полумраке, разгоняемым лишь свечами, он смотрелся огромным диким зверем, готовым впиться в глотку.

— Но мне не понять другое: что творится в твоей голове, Ребекка? Почему ты столь безрассудна, что играешь с опасными вещами, будто они для тебя слабые птенцы? — О Шаале… я готова была пасть ниц от одного только звука его хриплого голоса, произносящего моё имя так… так, будто в мире существовала лишь я. — Я бы мог объяснить это тем, что ты женщина. Но это не так. В тебе есть что-то другое. Скажи же мне, перед лицом нашего бога, что это, Ребекка?

Да, во мне было что-то другое, что он не мог разглядеть.

Во мне текла кровь его злейших врагов. Его добычи. А я держала голову высоко и смотрела ему прямо в глаза, не выдавая своего нутра и происхождения.

Безрассудная. Импульсивная. Потерявшая страх и чувство самосохранения. Готовая драться до последнего. До конца, что уже близко.

Шаян будто чувствовал во мне подвох, но не знал, где он сокрыт.

Да, я точно была для него уникальной… И явно этим притягивала баргата.

— Истинна лишь душа, и лишь душа может в полной мере познать суть вещей. А получив это знание, она навсегда изменится, став ранее неведомой и неповторимой, — вспомнила я слова Лютого, которые он не раз мне повторял перед медитацией. — В ней появится пламя, освещающее путь в темноте. Возможно, вы сами ответили на этот вопрос, господин. Мои тренировки тела и души, убеждения и помыслы зажгли мою душу, не дав при этом сгореть в трудные для меня времена, — мой тихий голос унёсся ко своду септы. — И именно это даёт обрести смысл всего сущего, смысл жизни, суть вещей. Это даёт пламя… — на секунду замолкла я, а потом решила пояснить. — Так говорил мой наставник. Он заменил мне отца и показал правильный путь своим огнём в душе.

— Твой наставник говорил тебе верные слова, — Шаян сузил глаза. В них что-то промелькнуло. — Кажется, твоим родителям стоило дать тебе имя в честь богини солнца и огня Джисаны. Чтобы усилить твоё внутреннее пламя.

Это предположение Шаяна вызвало у меня улыбку.

— Я больше предпочитаю своё, с трактовкой «пленительная». Пламя тоже может быть пленительным, господин.

— Не могу не согласиться, — тихо сказал мне баргат, и сейчас, впервые за это время, я увидела на его губах полуулыбку.

Она скрасила и изменила всё. Абсолютно всё.

Теперь я смотрела на верховного баргата и понимала, что с этого момента больше не смогу видеть в нём монстра. Потому что я увидела в нём человека.

Если раньше я ещё держалась, понимая, что он мой палач, а я его жертва, то теперь эта грань размылась. Белого и чёрного больше не было. Осталось только пламя, бушующее в его глазах, зажигающее меня и одновременно сжигающее до тла.

Мне хотелось окончательно нырнуть в этот огонь в головой. Запомнить каждый миллиметр его красивого, мужественного лица. Запечатлеть поворот головы, длинные ресницы и губы. То, каким взглядом он сейчас прожигал на меня, не увеличивая между нами расстояния.

В тихой, маленькой септе мне казалось, что я смотрю на Некмета-искусителя, стоя на высшем суде Шаале.

Слова были уже не нужны. Судьба уже всё разрешила сама.

До этого момента я не отдавала себе отчёт, насколько моё сердце попала в капкан к баргату. Сейчас же я осознала это в полной мере.

Я осталась одна на суде своей души. Избирая свой дальнейший путь, о котором точно пожалею. Ромус спрашивал, когда я начну жить для себя. И правда была в том, что, если я начну жить для себя — я пропаду. Потому что сразу сделаю кучу неправильных выборов, просто не умея поступать правильно.

Ибо я, глупая аэрукет, влюблюсь в своего злейшего врага — охотника на полукровок.

Ибо я, глупая девчонка, увижу в баргате человека. Увижу, а после больше не смогу держаться от него на расстоянии.

И пропаду.

«Ребекка, слушай меня внимательно. Если это место позволит тебе его запомнить, никому про него не говори,» — начала сразу с наставлений Руна, как только мы с баргатом покинули алтарную зону септы и вышли в притвор. С тех пор Шаян не сказал мне и слова. Но между нами всё изменилось — я это знала. Теперь уже ничего не будет, как прежде. — «Эй, выслушай меня и вникни в мои слова!! Если септа оставит тебе твои воспоминания — значит сочтёт тебя достойной их хранить. И пока ты не вышла отсюда, я смогу тебе сказать всё без прослушки. Сегодня вечером перед тем, как останешься одна, попроси у баргата бумагу и перо с особыми, стирающимися чернилами. Если спросит для чего, скажи, что хочешь поупражняться в письме. Ты меня услышала?»