Шрифт:
– Правильно мальчишка сказал, вот только помощь требуется не мне.
На этот раз он не юлил и не лгал. Шелуха слетела с него, показав истинное лицо. И мне не понравилось то, что я увидела. Взгляд потух, и я разглядела под глазами тёмные круги.
– Идёмте, – быстро поднялась по ступеням и вошла в дом. Мяус шёл за мной по пятам, и у самой двери староста вознамерился преградить ему путь со словами:
– У супруги моей аллергия на кошек, может он вас тут подождёт?
Э, нет, мохнатого друга я здесь не оставлю. С ним не так страшно.
– Нет, – сказала, как отрезала. – Он пойдёт со мной, или я ухожу.
Староста скривился, уголок губ дёрнулся, и он нехотя произнёс:
– Ладно, пусть проходит.
На том и порешили. Я вошла в дом и сразу почувствовала неладное. Сила внутри взбунтовалась, забилась, требуя отпустить. Даже ладони засветились, я с трудом погасила её. Здесь чувствовалась тьма. Этой заразы было так много, что даже глаза закрывать не пришлось.
– Моя дочь, – начал староста, но я перебила его:
– Ведите!
Смысл разговаривать? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Мужчина кивнул, и пошёл вперёд. Я пошла следом.
– Не нравится мне здесь, – прошипел Мяус, вновь не сдержавшись. Староста оглянулся и несколько удивлённо произнёс:
– Он разговаривает?
– От переизбытка чувств, – отмахнулась деланно-равнодушно.
Говорящий кот и реакция на него окружающих сейчас были меньшей из проблем.
Мы поднялись на второй этаж и застыли возле одной из дверей. От неё исходила ощутимая опасность и мужчина, прежде чем открыть комнату, произнёс:
– Она не хотела, чтобы я приглашал тебя, но моя дочь погибает, а я не знаю от чего. Я не могу смотреть на её муки, – последнее он прошептал едва слышно. И я ему поверила. Возможно, генерал, да и я тоже, несколько поспешили со своими выводами.
Дверь он всё же открыл, и передо мной предстала поистине чудовищная картина. Девушка, та самая Алана, которая предостерегала меня от общения с драконом, лежала нагишом на кровати. Её руки и ноги были привязаны, но это не мешало ей метаться из стороны в стороны, кусая себя туда, куда она могла дотянуться. Девушка намеренно причиняла себе боль, будто бы испытывая от этого особое извращённое удовольствие. От холёной красоты не осталось и следа. Лицо Аланы заострилось, волосы спутались, а кровоподтёки по всему телу и вовсе выглядели ужасно.
Кое-как сфокусировав взгляд на вошедших, девушка взвыла:
– Не-е-ет! Ты обещал не приводить её!
Голос был сиплым и низким, будто бы вовсе принадлежал не ей.
– Я не могу на это смотреть! – в ответ прокричал староста. Потом обернулся ко мне и умоляюще сложил руки на груди: – Сделай что-нибудь.
Я не очень представляла, что могла сделать. Но кивнула, опустила на пол корзину и двинулась к кровати. Алана зашипела, словно дикий зверь, а потом внезапно успокоилась и улыбнулась. Жутко так…
– Привет, – не придумала ничего лучше, как поздороваться и улыбнуться.
Девушка, бившаяся до этого в истерике, усмехнулась и обычным голосом ответила:
– И тебе не хворать, госпожа ведьма.
Такая перемена напугала куда сильнее, чем её беснования.
– Я могу тебе помочь? – выдавила с трудом, чем заслужила ещё одну усмешку и спокойное:
– Попробуй.
Прикасаться мне к ней не хотелось, да и сила противилась, но я сделала над собой усилие и опустила ладонь на грудь Аланы. Чтобы тут же будто в яму какую провалиться.
Вокруг была тьма. Живая. Подвижная. Но нападать на меня она не спешила. А потом откуда-то из-за спины раздался женский голос:
– Ну, здравствуй, Дарина!
Глава 21
Я никогда прежде не слышала этот голос, да и женщину эту не видела, но…Сердце не обманешь. Бабушка предпочитала не говорить о маме, даже не так – говорить она о ней запрещала. У нас дома не было её фотографий, детских вещей, никто и никогда не говорил мне, что я точная её копия.
Собственно, я особо и не задумывалась о матери. Мне нравилась моя жизнь, где мы с бабушкой вместе варим варенье, ходим собирать травы и выходные проводим в городском парке, подкармливая и без того жирных уток.
Но сейчас, глядя в глаза, по сути, незнакомой мне женщины, я начала вспоминать. Как впервые задала вопрос о том, где моя мама, и как бабушка впервые накричала на меня. Мне тогда лет семь было, как раз в школу пошла, где подружки начали спрашивать, почему я живу не с родителями.