Шрифт:
— А вдруг получится?! — продолжал квохтать Хьюз. — Будете по полям-лесам верхом рассекать, шею еще свернете… Нет-нет-нет!
Я растерянно уставилась в открытый проход, не понимая, с кем говорит Хьюз. Стоит ли мне войти и, тем самым, прервать беседу? Судя по всему, настроение у кучера не самое радушное, раз он в таком тоне ведет разговор. Но кто его таинственный собеседник? Вряд ли хозяин. Лорд не допустит подобные вольности. А с дворецкого песок сыплется, какие ему скачки? Может, это Кристофер? Но тогда почему на «вы»?
— Милостиво простите, но до добра вас вся эта любовь не доведет! Ни к верховой езде, ни к курению этих ваших поросячьих хвостиков, что вы сигаретами зовете.
Собеседник, видимо, возразил, потому что кучер тут же принялся оправдываться:
— А мне что?! Я трубку курю! Трубка лечит чахотку — медицина это давно доказала! А еще прописана нервическим больным. Надо внутренние «соки» разгонять. Табак, знаете ли, делает тело сухим и горячим: никакая хворь не прицепится.
На этот раз, судя по внезапному хохоту возницы, собеседник отпустил какое-то остроумное замечание.
— При всем моем уважении, не одно и тоже, — ответил Хьюз, отсмеявшись. — Хоть вы, признаюсь, поумнее многих мужиков.
Внезапно из-под старой лошадиной поилки послышалась какая-то возня. Я вздрогнула от неожиданности и огляделась. Вот будет беда, если кто-то спугнул крыс, наблюдая за тем, как я подслушиваю! Мало того, что это не слишком порядочно, так еще, если поймают хоть раз, можно навсегда заполучить репутацию чересчур любопытной особы.
Я решительно двинулась вперед, ступив в темноту конюшни. Глаза не сразу привыкли к царящему здесь полумраку. Длинное помещение освещалось лишь небольшими лампадами, крепившимися к самому потолку. В пятне света из приоткрытого окна, вырезанного там, где прежде было стойло, уперев руки в бока, стоял Хьюз. Его собеседник занял место в полутени, являя лишь темный силуэт, окутанный табачным дымом.
— Замечу, что за язык вас никто не тянул, — голос принадлежал женщине и казался знакомым. — И раз уж вы признали, что я не уступаю мужчинам, повторю свою просьбу: позвольте забрать то, что осталось от первого Грома. Хотя бы на время!
И как я сразу не догадалась! Это же она: незнакомка из цеппелина и таинственная гостья Блэквуда в одном лице! Теперь еще и здесь! Просто невероятно вездесущая особа!
— Пощадите старика, леди Инграм, не тяните за душу! — сказал Хьюз, стягивая с головы окуляры.
— Поверьте, я не стала бы этого делать, даже если могла бы, — отшутилась девушка. — Вы, старый лис, симпатичны мне. Без вас в Холмах была бы тоска смертная.
Хьюз махнул рукой, мол, да что вы, но по выражению его лица было видно: похвала, пусть и такая неуклюжая, ему льстит. И тут Тони, наконец, заметил замершую на входе меня.
— Мисс Лавлейс, давненько не виделись. Новая гувернантка, — пояснил он собеседнице, и опять заговорил со мной: — А это леди Инграм, наша соседка. Или вы знакомы?
— Не довелось быть представленной, — сухо ответила я.
«Незнакомка» вышла из тени. Уголок ее губ дернулся, когда женщина вновь поднесла ко рту тонкий серебряный мундштук. Со вкусом затянувшись, она стряхнула пепел прямо на каменный пол и, выгнув бровь, посмотрела на меня.
Вот уж нет, даже речи быть не может о том, чтобы участвовать в ее странных играх. Лучше вообще не обращать внимания на эту ненормальную леди!
— Мистер Хьюз, позвольте отвлечь на минутку. Мне бы в город… — сказала, стараясь не смотреть в ее сторону.
— Да-да, — закивал Тони, не дав мне договорить. — Хозяин приказал взять вас с собой в Бринвилль, когда будет готов заказ из швейной мастерской. Мистер Маргулис, наконец, угомонится со своими драгоценными занавесками! Все остальные закупки-то мы уже сделали! — Хьюз гордо надулся. — Я скажу, когда отправимся.
— Благодарю.
Внезапно откуда-то из недр конюшни с громким шипением повалил пар. Я инстинктивно шагнула назад, краем глаза заметив, что леди Инграм сделала то же самое. Мистер Хьюз невозмутимо опять натянул окуляры.
— Ох, дамы, приятно быть в вашем обществе, но мне пора. Опять у Золотого сбросной клапан чудит.
Тони легко подхватил ящик с инструментами механической рукой и, не прощаясь, бегом кинулся в конец конюшни, тотчас скрывшись в клокочущей паровой завесе.
Инграм кивнула вслед Тони, всем своим видом демонстрируя этакое молчаливое позволение удалиться, и повернулась ко мне. Ее пристальный взгляд казался оценивающим, словно в этот самый момент в голове ее крутились какие-то шестеренки или качались на весах противовесы, от которых зависело решение: достойна я ее внимания или нет. Все это вызывало немалое раздражение.