— Я так рада, что ты наконец перестала бунтовать и последовала своему долгу, — произнесла Корда. — Богиня вознаградит тебя, когда ты станешь матерью.

Маррей кивнула. Она действительно хотела покориться силе высшей и большей, чем она сама. Однако в сердце не унималось щемящее чувство несправедливости, когда она глядела сквозь занавеси полога на Рейвана, ехавшего на коне впереди.

«Почему Великая Мать оказалась так жестока? — думала Маррей, лаская взглядом его спину. — Почему позволила сделать из него кзорга, а меня — обязать долгом перед царём?»

Когда пришло время остановиться на ночлег, Рейван выставил солдат для охраны, а слугам велел разбить лагерь. Сам он, впервые за весь день, приблизился к Маррей и помог ей спуститься на песчаную землю.

— Придержи меня немного, — сказала она, берясь за него слабой рукой. — Мне нужно немного походить, разогнать кровь.

Рейван взял Маррей под локоть, благоговея под её взглядом, и, пока слуги устанавливали шатёр, обошёл с ней стоянку. Владычица шагала медленно, всем телом опираясь на его руку, и чем сильнее он чувствовал её тяжесть, тем больше радовался. Ему хотелось и вовсе поднять её, нести на руках, крепко обнимать и целовать. Он боялся глядеть ей в глаза: не хотел напугать силой своих чувств, но полагал, что она о них догадывается.

Маррей тоже прятала от него лицо за спускающимися чёрными змеями волос, и он всё не решался озвучить ей свой замысел: спасительный для неё и губительный для него. Потому что тогда разом истекут часы их хрупкого счастья, придёт час расставания, настанут дни погони и страха.

«Расскажу ей завтра, когда выйдем из ущелья на распутье дорог», — подумал Рейван.

Подойдя к шатру, но ещё не показавшись из-за него, они услышали ворчание слуг, растягивающих полог.

— Если он погубит Владычицу, то нам тоже всем достанется, — обеспокоенно сказал один из них. — Царь специально его к ней приставил, чтобы погубить…

Слух о том, что Рейвана, кзорга, не опоили зельями, лишающими воли и мужской силы, растёкся среди солдат, слуг и рабов, и все жались от него пуще прежнего.

— Вряд ли он тронет её: откуда ему знать, что с женщиной делать, — усмехнулся другой. — Если он оприходовал кого, так, наверное, только овец — вот овцу и словит.

— Если б так… — неуверенно простонал первый, забивая колышек оттяжки в землю. — Не место кзоргам среди людей, их место на войне! Когда мы выйдем к поселению, не начнёт ли он людей резать? Солдаты его не сдержат: он человеку череп пальцами проламывает. Чудовища они, кзорги, мешки с ядовитыми костями. Нельзя им в мир ходить неопоенными.

Рейван разозлился и хотел было наказать слуг за эти разговоры. Но ведь они говорили правду. Рейван помрачнел и стиснул зубы, сделав вид, что ничего не слышал.

Маррей бросила на него взгляд, исполненный страха и жалости, выдернула руку и скрылась в шатре. Слуги поспешили прочь с глаз кзорга, быстро заговорив об ужине. Рейван тяжело вздохнул, принимая вполне то, что был в глазах людей чудовищем.

***

На следующий день эскорт Владычиц покинул ущелье — путники выехали на тракт. Впереди показался небольшой хутор: несколько низких домиков, огород и пустовавший загон для скота. Вокруг жилищ на деревянных столбах, врытых в землю, стояли чаши, над которыми чадил горький дым полыни.

Увидев на повозках знамёна Великой Матери, к дороге вышла женщина, желавшая получить благословение Владычицы. Корда приказала остановиться.

— Несомненна любовь Богини, — сказала хуторянка.

— Воистину несомненна, — ответила Владычица Корда, коснувшись ладонью головы женщины. — Скажи, зачем раскуриваете полынь? Кого вы отпугиваете?

— Великая Мать, в окрестностях бродит зверь, всю скотину перетаскал. Наместник присылал солдат, но зверь и их сожрал. Нашли от всего отряда только кусок железной пластины от доспехов.

Рейван, услышав разговор, положил руку на эфес меча. Он подумал, что в другой раз был бы рад встрече со зверем, но теперь с ним женщины, и он должен беречь их от любой опасности. Он поглядел на возницу, тревожно перебиравшего в руках поводья, и кивком указал ему трогаться вперёд.

С открытых лугов обоз въехал в редколесье. Солдаты отшучивались, что, попадись им зверь, они тотчас прикончили бы его. Однако Рейван видел, как они ёжились от всякого хруста ветки под колесами повозок или порыва ветра, тревожившего листву.

Стало темнеть. До развилки дорог, расходящихся на юг и на север, оставалось недалеко. Рейван приметил хорошее место для стоянки и приказал разбить лагерь. Над широкой поляной куполом сошлись размашистые ветви, в центре было устроено кострище, а в двух шагах журчал зажатый меж приземистых кустарников ручей. Кзорги отправились осмотреть чащу, а солдаты принялись разгружать снаряжение.

— Маррей, — сказала Корда, взяв её за руку, пока они оставались в повозке одни. — Перестань играть с Рейваном, — взгляд её немилосердно горел, а голос звучал нравоучительно. — Ты ведь знаешь, что он испытывает к тебе. Не мучай ни его, ни себя. Эта любовь не угодна Богине.