Шрифт:
— А какое отношение ко мне имеет iгосподин Анварен/i? — я недружелюбно зыркнула на упомянутого «господина».
— Ну как же, — искренне растерялся Олаф Копельштаф. — На время отъезда Виктора он ваш официальный представитель, — в доказательство мужчина даже помахал каким-то документом.
— Простите, что? — мои брови поползли на лоб. — Что это вообще значит? — Я потянулась за листом бумаги и, когда тот оказался у меня, быстро пробежалась по содержимому. Это был юридический договор, где Шейн выступал доверенным лицом моего отца.
— У вас ведь нет родственников в Мальфгарде, — с какой-то виной в голосе произнёс декан. — Поэтому до возвращения вашего отца господин Анварен будет выполнять его обязательства. Теперь он ваше контактное лицо в экстренных ситуациях. И ответственность за вас несёт тоже он.
Я откинулась на спинку кресла, пытаясь собрать мысли в кучу. Ещё раз пробежалась по тексту: взгляд упал на дату заключения соглашения. Месяц. Прошёл почти месяц! Что же, это хотя бы объясняло исчезновение и молчание отца.
— Профессор Копельштаф, разве достигнувшие совершеннолетия в Мальфгарде не имеют права самостоятельно принимать решения? — Я не увидела, но буквально почувствовала кожей, как мой сосед недовольно вперился взглядом.
— Могут, — согласился ведьмак; уголки его рта растянулись в стороны — кажется, он был рад, что я коснулась этой темы.
— И всё же я настаиваю на отстранении от турнира, — не выдержал Шейн, подавшись вперёд.
— Господин Анварен, как верно подметила студентка Блэквуд, выбирать ей. Ваше мнение носит лишь рекомендательный характер. Вы можете урегулировать этот вопрос между собой, на большее повлиять не в моей компетенции.
Стоит ли говорить, что кабинет декана мы покинули не в лучшем расположении духа?
— Как это вообще понимать? — я была злой до чёртиков. Хорошо, что в такое время коридор оказался безлюдным и можно было не сдерживаться. — Ты не мог обсудить это со мной?
— Я пытался достучаться до тебя вчера, но ты отказалась слушать. Упрямая, как и моя сестра.
— И поэтому ты решил провернуть всё за моей спиной и пойти к декану? — Казалось, ещё немного — и я взорвусь от его непробиваемости. — Что за отвратительные методы?
Глаза Шейна сузились, а челюсти сжались.
— Ты когда-нибудь была в ответе за чью-либо жизнь? — леденящим тоном спросил он. Что-то в его лице поменялось. На смену злости пришли строгость и сожаление. Он знал, о чём говорит. Ощущал тяжесть душевного груза, и я не нашлась, что ответить. — Думаю, нет, — верно заключил он. — Так что не тебе судить ни о моих методах, ни о методах Виктора.
Я выдохнула, устало растирая глаза. Как-будто мне мало было отца с его своенравным характером. Нашёл же себе подобного. Надо будет записать их на тренинг по правильному проявлению заботы.
— Вы хоть собирались рассказать о вашем соглашении? — спросила уже более спокойно.
— В этом не было необходимости, пока того не потребовал случай.
— Ты мог отказаться.
— Думаешь, я не пытался? — недовольно рыкнул Шейн. Сложно было сказать, на кого конкретно он сердится. — Как ты успела заметить, твой отец умеет убеждать.
Я хмыкнула, хоть весело мне и не было. Уж в чём, а в этом Виктору Блэквуду не было равных. Однако тот факт, что Шейн пытался откреститься от меня, оказался почему-то болезненным.
— Когда он вернётся? — Я прикусила нижнюю губу и уставилась в подбородок собеседника, чтобы избежать зрительного контакта; обида внутри меня росла. Хотелось, чтобы отец поскорее расторг их договор и больше не впутывал мальфара в мои дела. Как же паршиво было чувствовать себя навязанной.
— Виктор не склонен отчитываться передо мной, — выдержано ответил Шейн, убирая руки в карманы брюк. — Твоя группа поддержки пришла, — внезапно добавил он, вынудив посмотреть на него. Взгляд мальфара, полный раздражения, был направлен поверх моего плеча. Оглянувшись, я увидела ребят с команды: Бьёрна, Кьяру, Грейвз и Нейта. Они стояли у окна в конце коридора, и, судя по помятому виду двух последних, проснулись тоже от громкоговорящего оповещения.
— Однажды строптивость и неправильный выбор могут привести тебя к точке невозврата, Кассандра, — негромко проговорил Шейн мне в спину. Духу развернуться к нему лицом не хватило, но он всё равно продолжил: — В момент, когда ты осознаешь, что стоило прислушиваться к мнению старших, раскаяние будет сжирать тебя заживо. Но будет уже слишком поздно. Можешь поверить мне на слово, это отвратительное чувство. — Под сводами коридора раздался удаляющийся звук шагов. Шейн уходил.
В голове было мутно, а в груди неспокойно, но я заставила взять себя в руки и подойти к друзьям. Они ведь здесь не просто так. Волновались.