Куда точно поместили одичавшего кхассера, она не знала, поэтому пришлось поблуждать по мрачным коридорам, прежде чем вышла к нужной камере.

За решёткой, по-кошачьи свернувшись в кольцо, спал куцехвостый зверь. Его крылья безвольно распластались по полу, а хмурая морда покоилась между лап.

Воровато оглянувшись, Тира подступила ближе.

— Эй!

В ответ тишина.

— Эй ты! — тихо ударила по прутьям.

В ответ на звук кисточки на ушах дрогнули, и рысь приоткрыл один янтарный глаз.

— Не спишь?

Зевнул, демонстрируя острые клыки и устроился поудобнее.

— Я могу помочь тебе сбежать отсюда.

Глаза снова распахнулись. На этот раз в янтаре зажегся внимательный интерес.

— Ты ведь понимаешь меня, да? — внезапно засомневалась Тира. Было странно разговаривать со зверем. До этого ей не приходилось иметь дело с кхассерами в их звериной ипостаси, — или не понимаешь?

Он сел, угрюмо глядя на нее, и щелкнул зубами. Тира восприняла это как знак, что ее понимают:

— Я могу открыть твою клетку. И ты сбежишь из тюрьмы. Как тебе такой расклад?

Снова щелчок. В этот раз раздраженный. Он будто говорил, давай ближе к делу.

— Сейчас в замке не осталось ни одного кхассера. Они все отправились к северным границам. Тебя никто не сможет остановить, а если сделаешь все с умом, то тебя никто и не заметит.

Он подобрался.

— А в ответ я попрошу тебя об услуге. Мне надо, чтобы ты унес из замка одну мерзавку. Утащи ее в горы, или на болота. Куда угодно, чтобы она не смогла вернуться. Можешь ее даже убить, только подальше от замка. Как тебе такой обмен?

Рысь задумчиво хмыкнул.

— Соглашайся. И все останутся в плюсе. Ты получишь свободу…да и я тоже смогу вздохнуть полной грудью.

Темные крылья распрямили и дрогнули.

— Другого шанса не будет, — продолжала нашептывать Тира. — скоро вернется император и остальные, с тогда ты не сможешь ничего сделать. Решайся, это единственная возможность сбежать…если ты конечно такой же смелый, как остальные звери. Или смелость это не про те…

Голос оборвался, потому что на ее шее сжались крепкие мужские пальцы.

Она так верила в нерушимость клетки, что недооценила пленника. Он обернулся так стремительно, что Тира даже глазом не успела моргнуть и, молниеносно просунув руку между прутьев, впился в нее.

Мужчина был худым и сутулым, но необычайно сильным, как и все кхассеры. Его волосы непонятного блеклого цвета были всклокочены беспорядочной копной, а тонкая, редкая борода доходила до самого пояса. Не молодой, и не старый, в человеческом обличии он выглядел изнеможденным и нездорово бледным. Только глаза сверкали неприкрытой яростью.

Дернул к себе, так что впечаталась лицом и грудью в стальные прутья:

— Ты собралась ставить мне условия? — голос у него был глухой и надсадный, будто он через силу вспоминал как это вообще – разговаривать по-человечески.

— Пусти, я буду кричать, — хрипела она, прекрасно понимая, что не успеет и пикнуть, как он свернет ей шею.

И никто не придет ее искать! Ей так ловко удалось пробраться к камерам… Теперь бы выбраться обратно, целой и невредимой.

— Где моя дочь?

— Пусти.

Он, наоборот, сжал еще сильнее и повторил:

— Где. Моя. Дочь.

Янтарь наливался тьмой, полной предвкушения. Слишком долго она сидела на привязи.

— Пусти…

Взгляд зверя полыхнул, разрывая что-то в груди. Боль прошлась огненной рекой, проникая в каждую клеточку, а в рот хлынула густая соленая кровь. Тира закашлялась, ей даже показалось, что на мгновение она оглохла и ослепляла.

Широко распахивая рот, девушка забилась в тщетной попытке закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука, потому что чужие пальцы безжалостно сжимались все сильнее и сильнее.

— Где моя дочь? — Кхассер сдержал взгляд зверя, хотя хотелось использовать его снова и снова, разорвать в клочья никчемную служанку, решившую, что имеет право приказывать и выдвигать какие-то условия.

— В башне, — пропищала Тира, — в восточной башне. Ее держат там. И с ней, та о ком я прошу. Забери ее.

Девка не сдавалась.

Это внушало некоторое уважение. Самую малость. Кхассер оттолкнул Тиру и ухмыльнулся:

— Выведи меня отсюда, и я ее уберу, но если обманешь, то тебе не жить.