Шогол-Ву остановился, пережидая слабость. Выставил руку на случай, если упадёт. Не упал.

Нептица обошла его кругом, подтолкнула в спину. Зебан-Ар оглянулся, но ничего не сказал и не сбавил шаг.

Шогол-Ву положил руку на шею зверя и побрёл дальше — так быстро, как мог.

Когда показались далёкие огни, старый охотник остановился.

— Медлишь, — сказал он. — Доберёшься, когда они перебьют друг друга!

— Не перебьют... У Клура мало людей. У Вольда больше. Только глупец нападёт сразу.

— Клур и есть глупец. Сунулся к нам в одиночку. Только за дерзость его и не убили, выслушали. Лучше бы убили. Сказал, нам не жить, если откажемся помочь. Сказал, за лесом ждут его люди. Мы ходили смотреть: целое поле костров. Поверили.

Зебан-Ар ненадолго умолк, а когда продолжил, голос его звучал гневно:

— Он провёл нас, мы поверили обману. Позор для племени! Людей с ним было лишь чуть больше, чем теперь. Я отправил бы чёрного пса к ушам богов, если бы не Ашша-Ри. Мы утратили силу, порченый сын. Теперь мы племя трусов, племя глупцов! Это и твоя вина: накормил нас падалью... Мы ждали от тебя всякого, но не предательства. Племя этого не простит.

Он сплюнул и пригляделся.

— Они ещё говорят. Скоро сцепятся. Смотри, как тянутся их руки к топорам! Где Ашша-Ри, видишь её?

Шогол-Ву покачал головой, и мир закружил его, как речной водоворот. Потянул на дно. Он закрыл глаза и сглотнул подступивший к горлу ком.

— Пойду туда, — донёсся издалека голос старого охотника. — Зайду сзади. Когда всё начнётся, я не стану жалеть никого из брехливых пёсьих сынов. И ты, порченый сын, если помнишь, откуда берёт начало твоя тропа, вернись на неё и умри с честью!

Когда мир остановился, когда на сером его полотне вновь разгорелись точки фонарей и проступили чёрные фигуры всадников вдоль дороги, старика уже не было рядом. Только нептица толкалась под локоть, тёрлась макушкой.

— Идём, Хвитт, — прошептал Шогол-Ву. — Нельзя спешить... опоздать тоже нельзя.

Они брели вдоль обочины, где тени были гуще. Ветер крался следом, раскачивая ветви кустарников и порой касаясь лица холодным дыханием. Постоялый двор лежал в двух десятках шагов.

Доносились уже голоса, но слов не разобрать. Люди спорили, перебивая друг друга. Стояли порознь: те, что с Вольдом, ближе к дому, всадники у дороги. У края двора телега, в которую ещё не впрягли рогачей, и на телеге трое. Вольд Кривой Оскал и Клур Чёрный Коготь высились друг против друга — один закрывал пленников собой, не пуская другого.

Шогол-Ву замер, осматриваясь.

— Туда, Хвитт, — указал он рукой через дорогу, где чахлые деревца подступали к ограде, а сорную траву никто не выпалывал.

Они остановились там, откуда хорошо была видна телега и люди на ней. Двоих связали, а тётушку Галь не тронули — может, подумали, слепая и так никуда не денется. И теперь она пыталась нащупать узлы верёвок, стягивающих руки Ната. Действовала осторожно, не поворачиваясь, и со стороны казалось, просто сидит рядом.

Толку, правда, было мало: пальцы, тоже слепые теперь, скользили по узлам беспомощно, дёргали, тянули, но ничего не выходило.

Дочь леса глядела в темноту, стискивая губы, и по щекам её текли слёзы. Если бы Двуликий пришёл и сделал мир цветным и светлым, она увидела бы запятнанного и белого зверя. Но она не видела, и Шогол-Ву не мог подать ей знак.

Слёзы были слабостью, но он не в силах был её винить.

— Ты должен понять, — донёсся голос Клура. — Вы все должны! Проклятье нужно извести, пока не поздно.

— Ты ошибаешься! — воскликнула дочь леса, пытаясь обернуться. — Если сделать, как ты хочешь, мир погибнет!

— Умолкни! — перебил её Клур, стискивая кулак. — Думаешь, здесь поверят такой, как ты? Это ваше поганое племя всему виной. Не зря вы белы, как могильные черви! Это вы вскормили проклятие, из-за вас расползается гниль и мертвечина. Камень нужно зарыть там, где никто не найдёт, а ваш лес вырубить и сжечь до последней щепки!

Людские голоса зашумели, как ветер.

— А ну, тихо! — рявкнул Вольд, багровея и озираясь. — Без него решим, что делать! Я сказал, как только камень обретёт полную силу, всё наладится. Проваливай, Клур, пока не погнали в шею. Зря ты встал на моём пути!

Люди загомонили, расступаясь и оглядываясь. Сквозь толпу пробирался кто-то. Вольд обернулся на шум.

Мужик из местных, что шёл впереди, попятился, наступая на ноги идущему следом.

— Позвали нас, — виновато забормотал он, вскидывая руки. — Сказали, горит...

И посмотрел на дом.

Шогол-Ву пригляделся тоже. Не видно было огня, и дым не поднимался.

Поселенца толкнули в плечо, он охнул, едва устоял. Другой, тоже из местных, выступил вперёд, сжимая кулаки и выпятив жидкую бороду. Ноздри его раздувались.