Шрифт:
— На вот, держи.
— А чё так мало? Это точно половина?
— Да чтоб я врал в божьем месте, Стерк! Я тебе крупные дал, серебро. А у меня почти все красные, вот и кажется, что больше. Ну, не напились ещё? Нам бы ехать.
— Так у меня красных половина...
— Ох и жадная ты душонка! Перед лицом Трёхрукого ноешь, что мало тебе досталось? Ещё меня обманщиком выставил. Ну, Стерк, я карманы выверну, пересчитывай.
— Да чё ты сразу-то...
— И Жирному Треффе сам будешь пояснять, что нас задержало, понял?
— Да ладно, ладно, Уре, я тебе верю. Ну, едем? И всё ж я в толк не возьму, чё эту бабу не прикончить сразу. За такую чё, правда заплатят?
— Ну, Жирному виднее. Ты не забудь, в Жерновках не болтаем, клетка для пса нужна.
— Да помню я. А чё для пса? У нас же баба.
— Ты, Стерк, просто молчи и кивай, я сам всё скажу. Ну, двигаем.
Звякнула уздечка, фыркнул рогач, за ним второй. Кто-то прищёлкнул языком. Застучали копыта, удаляясь, и вскоре всё стихло.
Запятнанный поднялся с мокрой земли, сорвал пук травы, обмахнул грудь и колени. Обернулся, нахмурившись, к рощице. Потом поглядел туда, откуда явились двое.
Подумал недолго и зашагал торопливо, оставляя рощу за спиной.
Глава 4. Жизнь
Люди устроили лагерь в стороне от развилки дорог, старой и новой. Встали так, чтобы холм прикрыл, а сами развели костры. Дым летел к низкому небу.
Их было пятеро. Трое глядели по сторонам, прохаживались. Один возился у огня, помешивал варево. Пятый следил за пленницей, не спуская глаз.
Связали хорошо. Руки за спиной ладонями кверху, петлю на шею, второй конец к ногам. Не распрямишься. Едва Ашша-Ри шевелилась, человек наступал на верёвку, лишая дыхания.
Шогол-Ву залёг на холме и терпеливо ждал.
Один из троих, что стояли в дозоре, отошёл чуть дальше. Обернулся. Успел ещё, должно быть, заметить движение наверху, вскинул руку — и пошатнулся, упал на колени со стрелой в горле.
Тот, что стоял над Ашшей-Ри, увидел. Но у него была только дубинка, и пока он крикнул, пока двое подняли луки, запятнанный пустил ещё одну стрелу.
Откатился, и ответная стрела, просвистев, воткнулась в землю. И прежде чем человек под холмом успел натянуть тетиву, выстрелил в третий раз.
Шогол-Ву успел заметить, что тот, с дубинкой, схватил уже лук, а пятый бежит. Глупо бежит, оставив привязанных беснующихся рогачей, в сторону леса.
Стрела, пущенная от лагеря, пролетела мимо. Запятнанный сразу понял, что так будет, и уклоняться не стал. Но и человеку повезло: кинулся в сторону и уцелел.
Ашша-Ри перевернулась на бок, пытаясь доползти до костра.
Шогол-Ву пустил стрелу, и в этот раз она попала в цель.
Быстро, почти бегом запятнанный спустился с холма и пинком отшвырнул Ашшу-Ри от огня. Мех на её одежде уже тлел, но и верёвка, связывающая горло и ноги, лопнула.
Тёмные глаза Ашши-Ри блеснули. Рот ей заткнули кляпом, на виске запеклась кровь, смешалась с землёй.
Шогол-Ву поглядел в ту сторону, куда сбежал последний человек, и закинул лук за спину. Вынул нож и склонился над пленницей. Она не издала ни звука, глядя ему в лицо, лишь вскинула подбородок гордо.
Шогол-Ву коснулся лезвием шеи, поддел петлю и срезал.
Глаза Ашши-Ри расширились, брови сошлись гневно. Она тряхнула головой.
Запятнанный провёл рукой по её щеке, оттянул повязку, пропитанную кровью из разбитого виска, прилипшую к коже. Разорвал, вынул кляп — смятую тряпку. Ашша-Ри хотела что-то сказать, но не смогла.
— Возвращайся к племени. Зря ты пошла за мной.
Ашша-Ри дёрнулась, но верёвки на руках держали крепко. Шогол-Ву оглядел её и лишь сейчас заметил стрелу в ноге выше колена.
Он обошёл тех, что лежали на земле, хрипя, и отправил умирающих к ушам богов.
Отвязал рогачей, кроме одного. Пугнул, и те ускакали прочь. Вернутся домой.
Заглянул в котёл. Там варилась птица, домашняя, жирная. Осмотрелся, нашёл котелок поменьше, переложил мясо, отлил варева.
— Убей, — едва слышно, но твёрдо сказала Ашша-Ри. — Убей меня, выродок.
Шогол-Ву обернулся, поглядел ей в глаза.
— Я не стану. Уходи.
— Почему?
Запятнанный не ответил. Склонился, разрезал верёвки на её руках, подхватил котелок и пошёл прочь.
— Почему? — донеслось в спину. — Я не прощу, слышишь, не прощу!..
Пока шёл обратно, Шогол-Ву прислушивался, но не услышал ни стука копыт, ни звука шагов, кроме собственных. Лишь далёкое пение ветра.
Человека он нашёл снаружи, у стены, на коленях.